Земля

– Но это не всё, слушай, что дальше было, – Алина устроилась возле подоконника. – Ночевали в гостинице местной. Так я глаз не сомкнула. Просто на кровати сидела. И тут в темноте звук шелестящий – будто кто-то конфету разворачивает. И вдруг тихо-о-онько, с таким скрипом характерным, дверь открывается, и через щели снизу и в проёме дверном свет лунный. И всё шире и шире. Я давай Рому будить. Визжу: “Вставай, блять, тут кто-то ещё!” Он проснулся, включает лампу. А там просто голая стена и никакой двери…

Алина двинула через столик чугунную пепельницу в виде рожицы чёрта – носатой, с большими ушами и рожками, как у козлёнка.

– Рома потом рассказал, что ведьма ему в рот плюнула и только тогда помереть нормально смогла. Передача осуществилась через слюну!

– Прикольно, – только и сказал я.

– А то! – она щёлкнула зажигалкой. – Поэтому и рассталась. Я целоваться с ним больше не могла. А он вообще всякую брезгливость утратил. При мне как-то облизывал человеческую кость, чтобы доказать, что трупного яда уже не осталось…

– Давно это всё было?

– Девяносто пятый год, представь себе. Одиннадцать лет назад. А потом я уже со Змием встречаться стала, ну, мастером из “Шкуры”, тату-студии нашей. Она, между прочим, первая была в Загорске… – Алина потянулась рукой и почесала плечо. – И кролика этого мудацкого он мне набил. Хотя какие претензии, – вздохнула сокрушённо, – сама ж попросила…

*****

До середины второй рабочей недели мне удавалось уворачиваться от похорон, но в один из дней Юра категорично заявил, что понадобится моё присутствие. Хоронили местного чиновника, очень тучного человека, и требовалась физическая сила. Опускать под землю нужно было без малого два центнера. Могилу увеличенного размера Юра сделал лично – с драпировкой тканью и лапником.

К полудню приехал катафалк Городской ритуальной службы. Незнакомый водитель поздоровался со мной как со своим, даже обратился по имени. Я сделал вид, что вспомнил его.

Помог вытащить гроб: громоздкий, размером с хорошую лодку. Это была явно не продукция “Гробуса” – полированная колода с шестью позолоченными ручками, действительно неподъёмная, словно положили не человека, а его каменное изваяние.

При мне снимали крышку. Из гроба хлынуло нехорошим запахом. Поразило одутловатое, очень белое лицо покойного с синегубой щелью рта, почему-то обёрнутое пищевой плёнкой, точно под ней хранился скоропортящийся продукт. Плёнку требовалось снять до приезда родственников. Кто-то из похоронщиков потянул её пальцем, но не порвал, а только вытянул морщинистый пузырь. От полиэтиленового скрипа в нёбе стало кисло.

* * *

Народу собралось около полусотни. Они вроде и молчали – каждый по отдельности, но при этом над могилой стоял невнятный гул, похожий на мычание: полифония скорби, словно кто-то улёгся всем туловищем на клавиатуру кладбищенского орга́на. А реально всхлипывали две женщины – жена мертвеца и взрослая дочь.

Я постарался обесточить слух, чтоб не слышать бьющего по нервам тонкого бабьего скулежа. Мельком увидел в толпе Антона Харченко. Он всей мимикой показывал на гроб, словно хотел привлечь моё внимание. Я понял, о чём он, глянул туда и захватил только сблизившиеся носы: один розовый от мороза и второй обескровленный, заострившийся, белый. А потом, когда прощающийся отпрянул, осталось лежащее на подушке бледное, с седыми висками, лицо, похожее цветом на мороженый окорочок.

Гроб опускали вшестером на широких стропах. Юра стоял напротив меня по другую сторону могилы. Мы сцепились взглядами. По его безмолвной команде начали плавно, малыми рывками, опускать гроб. Я подумал, что летом было бы куда сложнее, рыхлая земля по краям стала бы осыпаться под нашей тяжестью. Сейчас её крепко держал мороз.

– Уи-и-и!.. Уи-и-и! – некрасиво завыли какие-то бабы, явно не родня.

Холодная стропа, проходя через мои сжатые ладони, становилась тёплой. Спустя бесконечно долгую минуту я животом почувствовал, как гроб лёг на дно. Я выпустил стропу, и она, змеясь, полетела вниз.

Юра одними глазами показал мне, что всё закончено. Я моргнул ему в ответ и отошёл в сторонку, чтоб не мешать. К могиле потянулись люди с пригоршнями земли. Брошенный ком звучно, точно камень, ударил о крышку гроба, выдернув из толпы очередное тонкоголосое “Уи-и-и”. Я повернулся и двинул через толпу на межквартальную дорогу.

Кивнул какой-то рыжеусый мужик. Я, пока шёл, вспоминал, кто это. Всплыло: объездная дорога за Первой городской больницей, ночное столпотворение катафалков, драка у шлагбаума. Это был сотрудник Мултановского, юрист Богдан Снятко. Он ещё пытался договориться в администрации, когда Гапон перекрыл доступ к судмедэкспертизе.

Я с горьким тщеславием подумал, что за три месяца основательно примелькался в ритуальном мирке Загорска.