Земля и небо

Джозеф не любил вспоминать свою работу. Это была такая галерея смазанных портретов, причем одним портретам настоятельно требовалось избавиться от других или, по крайней мере, сделать, чтобы эти другие поступали именно так, как желают первые. Ни те, ни другие за пару лет жизни в городе родными Джозефу не стали, хоть плечистый парень, проводивший в зале бокса больше времени, чем в начальной школе, и научился разбираться в жизненных тонкостях, порой даже с выгодой для себя. Джозеф вспоминал Жирный Вторник, когда девочки в одних только бусах выстраиваются на Vieux Carre к ужасу феминисток всей Америки. И джаз, наполнявший город всю первую половину мая и кучу всего, что вспоминать было приятно, кроме своих трудовых будней, где ему постоянно приходилось пускать в ход кулаки, а то и браться за ствол. Что тут ещё добавить? Таких «жертв обстоятельств» полно и у нас, и каждый с удовольствием обвиняет в своей нелёгкой судьбе что угодно и кого угодно, кроме себя любимого.

Но Джозефу повезло и тут, повезло в том смысле, что не пришлось ему погостить на казённых харчах: в восьмидесятом году избрали восьмидесятого же Президента Соединённых Штатов. Избранный белозубый красавчик Джош Эдвардс был первым за какое-то там время республиканцем на посту президента и привели его на этот пост выборщики большинства штатов, поддерживаемые народной волей американского истеблишмента. Этот последний, внимательно наблюдавший за событиями в мире вообще и в Азии в частности, решил воспользоваться благоприятной ситуацией в Китае, мало-помалу обретавшем стабильность после недавней череды революций и Корее, восстановившей своё единство буквально в прошлом десятилетии. Промышленникам нужна была дешёвая рабочая сила, ресурсы, рынки сбыта, военным хотелось побряцать оружием под носом у России, свои интересы имели финансисты — Америке внезапно понадобились её океанские порты для вывоза людей и машин, ввоза сырья и продовольствия. В портах следовало навести порядок, чтобы получить возможно меньший убыток от различной незаконной деятельности и сделать это по возможности быстро, ибо жизнь в третьем тысячелетии от Рождества Христова ускоряла свой темп всё больше и больше, спрессовывая в десятилетия события, которым в прежние времена понадобились бы эпохи.

В общем, однажды, после очередного урагана с милым женским именем по всему городу начались аресты и отставки. Часть людей, не вписавшихся в новые условия жизни, просто исчезла, даже из городских архивов исчезли записи о таких людях, весьма заметных, между прочим, фигурах в жизни Нового Орлеана. Хотя здесь ещё легко отделались — говорят в Хьюстоне дело дошло до уличных боёв с военными, но это только слухи, а что там на самом деле было разве узнаешь?

Джозеф сотоварищи всё это время отсиживался в предместьях Биг Изи после налёта на контору транспортной фирмы, чей владелец кой-чего задолжал большим людям. Сидели тихо, связи с городом у них не было, но в один прекрасный день Джой вышел за продуктами и, случайно встретив старого знакомого, принёс новость, что в городе идёт самая настоящая война, не хуже бутлегерских перестрелок каких-нибудь. На следующий день за продуктами пошёл Джозеф и в их временное пристанище на болотистом берегу Лэйк Бёф уже не вернулся. Он с детства запомнил, что если по твоим следам идёт белый человек с большим ружьём, значит, дело хуже некуда: надо убегать как можно дальше, прятаться как можно глубже, ну а там на всё воля Божья, как говаривал тот же Буонапарт Луи, старый пьянчужка из бара с окраины.

Он убежал аж на восточное побережье и в Атланте явился на вербовочный пункт. В другое время его бурное прошлое вполне могло послужить причиной отказа или записали бы Джозефа во вспомогательные части, но тут стране понадобилось много крепких молодых парней, желательно пороху понюхавших и бравый капитан US Navy после чисто формального собеседования, протянул ему руку:

— Поздравляю, сынок. Теперь ты с нами.

Джозеф, глупо улыбаясь, благодарил за доверие, благодарил за возможность увидеть мир — как будто на мир глядеть стоило только через прицел винтовки… Его ждал Пэррис-Айленд, где он и начал вспоминать Новый Орлеан, постепенно ставший для него утопией какой-то, страной Коканью, ни больше, ни меньше, и всевозможные тяготы и лишения военной службы. Сначала, в рекрутском депо морской пехоты в проливе Порт Ройал это была ностальгия по прежней вольной жизни, заполненной теперь одними только «Ай-ай, сэр!!!», казавшаяся Джозефу самым сильным чувством за все его неполные двадцать лет. Потом, когда стало по-настоящему жарко, он познал что такое на самом деле жестокая тоска по вольной жизни там, где в воздухе жужжит смерть.