Земля и небо

Джозеф вспоминал Марди Грас в Аомыне, где триады, недовольные жадностью американских генералов, устроили Джи-Ай кровавую баню: стреляли все и отовсюду — женщины, дети, старики… Они с ребятами расстреляли весь боезапас, оставили на узеньких улочках старого Макао всю технику и больше половины батальона, а потом жестоко дрались с командой десантного корабля, порывавшегося уйти на безопасное расстояние от негостеприимной суши. Ещё и в газеты попали — как же, злые янки стреляют в мирных жителей.

Вспоминал красотку Кимберли а за ней всех девочек из заведения мадам Жозефины (Оби Гарсиа из Сан-Диего услышала имя по телевизору, плохо поняла что за тётка так называлась, но тётка явно крутая со своим парнем, не хуже Бонни и Клайда) в заливе Кори, куда они отступали от самого Карачи. Пятнадцатый экспедиционный корпус прикрывал миссию спецназа, получившего задание обезвредить и вывезти части термоядерного реактора, а заодно разрушить завод по производству какой-то гадости для этого реактора. Джозеф и не знал, что у этих немытых обезьян, какими для него были все неамериканцы, могут быть ядерные реакторы, ядерные бомбы; впрочем, самое неприятное открытие для него и парней из «Браво 3–1» состояло в том, что пакистанцы оказались неплохими стрелками.

Десантные корабли обстреляли на рейде и они поспешно отошли от берега, бросив экспедиционный корпус в ожидании подкрепления, которое заперли в Суэцком канале какие-то там резолюции ооновских крючкотворов. Экспедиционный корпус остался безо всякой поддержки против превосходящих сил пакистанской армии и разъяренной толпы гражданских, после чего кинулся на юг, к индийской границе. Весь почти двухсоткилометровый драп морпехов, перемешавшихся со спецназом в сумасшедшем желании выжить, их сопровождал треск автоматных очередей и уханье гранатомётов. Части установки утопили к чёртовой бабушке в болоте, спецназовцы кое-как вынесли часть документации и всё равно пошли под трибунал, когда уже на корабле обнаружилось, что гражданских специалистов, контролировавших транспортировку частей ядерного реактора, в суматохе потеряли ещё в самом Карачи.

Джозефу опять «повезло» — он, находясь в самом центре заварухи, словил одну пулю в голову и одну в область груди и его, тяжелораненого, обошла стороной ударная доза радиации, потому что в плен попал в бессознательном состоянии. Потом его обменяли на пленных пакистанских солдат, когда эскадра Шестого флота прорвалась-таки из Красного моря и красавцы-корабли гордо вывесили «Звёзды-и-полосы» возле негостеприимного пакистанского берега.

Даже пьянчужку Буонапарта Луи помянул разок, когда в Венесуэле герильерос задали им жару прямо во время высадки на электростанцию Карони — умники из штаба решили захватить ГЭС силами полка парашютистов. Не учли стратеги только, что играть пришлось не просто против бородатых крестьян с ДШК: партизанами командовали ребятки из CSAR, со времен Хайме Лусинчи привычных к подобным играм. Десант расстреляли прямо в воздухе, выжившие зубами вцепились в кое-как отрытые окопы на островах водохранилища, а отцы-командиры, дабы не допустить мировой огласки собственного головотяпства, пустили в ход авиацию, стерев плотину с лица земли.

Высвободившаяся сила реки смыла несколько городов вниз по течению, приведя страну к гуманитарной катастрофе. Из всего десанта выжило семь человек, трое из них заикались и ходили под себя, Джозеф, наверное, не избежал бы подобной незавидной участи, да его контузило одним из первых и крепко засыпало землёй — нашли чудом, он стонал, лёжа без сознания. После этого он, восстанавливая развороченное взрывом лицо, сделал себе пластическую операцию, налепив утончённую физиономию по последней моде.

И всё это с ним случилось за время одного только первого шестилетнего контракта. Выйдя из госпиталя, Джозеф слонялся по расположению части ещё почти месяц до конца срока, определённого договором, а потом собрал нехитрые солдатские пожитки, получил всё, что ему причиталось, сдал всё, что требовалось и с лёгкой душой сел в автобус, следующий вглубь страны.

«Здравствуй, мама, возвратились мы не все», — жалко, Эдна Леонтина не знала этой песни, а то шикарный блюз вышел, с её-то голосом.

Джозеф вернулся. И пожалел об этом.