Еще не хватало, чтобы в документах прочли другое имя.
– Вы хотели бы учиться в Германии?
– Я?
– Мы проводим государственную программу, набираем студентов. Нехватка специалистов со знанием языка. Если вы еврейка, вам нужно быстрее. Скоро нас перестанут сюда брать.
– Но я как раз не знаю немецкого…
– Нет, нет, русского. Сюда постоянно прибывают репатрианты. Технически это немцы, но они говорят только по-русски. Страна предоставляет им жилье и работу, но они не хотят. Они практически всегда в депрессии, у них проблема с алкоголем, им обязательно нужна терапия.
– У нас почти всем нужна терапия, – пошутила Лиза, но женщина не поняла ее.
– Вы правы, но этим людям она нужна в первую очередь, а нам трудно ее предоставить. Они не хотят учить язык, а найти русскоговорящего терапевта очень сложно. Кроме меня, вообще-то, сейчас никого нет. Видите, даже по ночам, – она улыбнулась. Лизе нравилась эта тетка. И такое доверие…
– Мне надо подумать, – сказала Лиза. – Дайте ваш номер, пожалуйста, на всякий случай.
Женщина щелкнула кошельком и протянула визитку.
– А вот и ваш друг, – она кивнула на Максима, который уже мялся на пороге в компании полицейского. Вид у Макса был несчастный, лицо перепуганное. Он нес загранпаспорт, и у него дрожали руки.
– Элиза, здравствуйте, – сказал Максим фальшиво и развязно. – Объясните господам, пожалуйста, что я нахожусь здесь противозаконно, и не забудьте упомянуть о моем нервом заболевании, благодаря которому, точнее, по причине которого…
– Заткнись, идиот, – прошипела Лиза в ухо Макса, вонзив ногти ему под локоть. – Молчи, и идем со мной.
– Распишитесь вот здесь, пожалуйста, – женщина выложила на журнальный стол какую-то бумагу.
Лиза схватила ручку и, не глядя, поставила косой росчерк.
– Еще раз извините за беспокойство. Вызвать вам такси?
– Нет, – она помотала головой. – Спасибо, мы как-нибудь найдем дорогу.
– Я знаю дорогу, здесь нефиг искать. Ай! – сказал Максим. – Аккуратнее можно? Хватит этими своими когтями здесь…
Не слушая и не глядя по сторонам, Лиза выволокла его за стеклянную дверь, свела вниз по ступеням и отпихнула прочь.
– Эй, ты куда? – спросил Макс. – Ты идешь не в ту сторону! Это, конечно, не мое дело…
Лиза развернулась ему навстречу и остановилась в бессильной злобе. Максим улыбался нездоровой улыбкой. Он достал сигарету и пытался закурить, и у него по-прежнему дрожали руки.
– Подожди, – вдруг Лизу осенило. Зафиксировав голову Макса между двух ладоней, она заглянула в его черные зрачки. – Ты что, принял что-то? Это потому тебя задержали?
– Да нет, – Макс дернулся, пытаясь вывернуться, но Лиза удержала его. – Нет, они взяли меня потому, что я снова обретался возле, как его, есть тут такое, «хэ-эроин спот», место встречи барыг и клиентуры, которые…
Лиза сделала шаг назад, и он замолчал.
– Это героин? – она заранее ощутила ужас.
– Гер… да нет, ты что! – Максим порылся в кармане. – Геро… какой на хер героин, ты что, задрачиваешь, это спиды обычные, хочешь?
И вытащил запаянную авторучку.
11 мая 2005 года
В комнате стояло три кровати, и Дима лег на ту, что посередине. Лунные блики сначала лежали под окном, а теперь вытянулись и карабкались по стене напротив. Комната медленно вертелась, следуя ходу планеты, и где-то здесь, казалось, проходит ее центральная ось.
Дима снял номер в дешевом хостеле, весь целиком, чтобы ночью кто-нибудь не ввалился с вещами и холодом. Чтобы ему не мешали думать.
Всё случилось очень быстро. Сколько жизни осталось позади? Треть? Половина? Раз, два, ты ребенок, у кровати пружинная сетка и холодный железный каркас, во дворе урчат собаки, в небе гудит самолет. Ты закрываешь глаза, и перед тобой метелью несутся звезды. Раз, два, и ты здесь, на три десятка лет в будущем, за четыре тысячи километров от дома, у тебя работа в каком-то журнале, дорожная сумка, чужой пиджак висит у изголовья, и ты боишься спать, потому что больше не видишь сны.
– Мы так не договаривались, – неслышно сказал Дима.
Он сел на кровати, порылся в сумке и вывернул ее на пол. Он порылся в куче барахла и подобрал свой очередной блокнот. Совершенно чистый. Маскировка под журналиста.
– Записать всё, – решил Дима. – Срочно всё записать.
Он пошарил в груде белья и нашел карандаш. Тоже новый, с фабричной огранкой.
«Я механик», – нацарапал Дима скачущими детскими буквами. «Я биомеханик».
«Я занимался наукой. Я был в армии. Я водил трак. Я встретил девушку. Я ее не помню. Мне было одиноко».
Он повертел карандашом над строчками и зачеркнул «было».
И всё. Едва треть листа.