Людей на улице не много, но для такой крохотной деревни, наверное, это даже чуть больше обычного. Три женщины сидят на веранде и пьют холодный чай. У одной на коленях кот, и она нежно гладит его, а я люблю котов, но когда смотрю на этого, вздрагиваю.
У него стеклянные глаза и шея на пружинке. Это игрушечный кот, но мурлычет он, как настоящий.
Я вижу, как девочки играют с фарфоровыми куклами. Сначала мне кажется, что они механические, потому что куклы бегут за девочками, догоняют их, а потом я понимаю, что никто не управляет ими. Чем больше я присматриваюсь к людям вокруг, тем более странными они кажутся.
Позади изящного старичка идет человек с бессмысленным взглядом и раскрытым ртом. Он вовсе не из нашего народа, потому как глаза у него стеклянные не в таком смысле, в котором обычно говорят, а в самом прямом. Это видно по тому, как падает на них свет.
Когда заканчиваются коробки, я говорю Юстиниану:
— Немного странно здесь все.
— Как в фильме ужасов.
Миттенбал махает нам рукой, говорит:
— Спасибо! Здорово, что вам нравится носить тяжести!
Но нам не нравится носить тяжести, думаю я, скорее стоило бы предположить, что мы старались помочь.
Офелла и Ниса смеются, и Миттенбал улыбается, словно бы не понимая, что здесь такого забавного, но решая поддержать веселье. Он рукой приглаживает непослушные, волнистые вихры и говорит:
— В общем, я хотел сказать, что здорово было бы поужинать вместе.
Я тоже думаю, что это очень здорово, поэтому киваю. Миттенбал мне нравится.
Его дом изнутри так же похож на кукольный, как и снаружи. Цветные шкафчики, креслица и зеркала. Все не слишком богатое, не изящное вовсе, но аккуратное и явно сделанное собственноручно и с любовью. Мне здесь уютно, хотя и совершенно непривычно.
Нам накрывают стол в гостиной. Обычно в этом доме явно едят на кухне, но сегодня гостей много. Длинный раскладной стол укрывают скатертью в цветных квадратах, ставят тарелки с розовыми и голубыми краями. Я чувствую себя польщенным, никогда еще я не обедал в таком необычном месте.
Ничего нет необычнее пианино, стоящего в гостиной и собаки по гостиной бегающей. Из открытого корпуса пианино торчат механические руки с пятью похожими на спицы пальцами. Они наигрывают одну мелодию снова и снова, а когда Астарта, жена Миттенбала, говорит что-то на парфянском, механические пальцы на секунду замирают, а затем ловко и без запинки воспроизводят новую мелодию. Собаку, которая носится вокруг, радуется, когда ее гладят и лихо виляет хвостом, и вовсе собакой бы не каждый назвал. У нее фарфоровая головка кукольного младенца на длинном теле с короткими лапками. Офелла даже смотреть в ее сторону не хочет, я же не вижу в ней ничего отвратительного, раз ей весело, и она виляет хвостом.
В доме почти нет техники. Я не вижу ни телевизора, ни радио, ни микроволновки или плиты. Телефон висит в коридоре, но дальше технологии отступают.
Миттенбал и Астарта сами накрывают для нас на стол и не позволяют нам помогать. Миттенбал больше молчит, а Астарта болтает без умолку. Она извиняется на ломанном латинском, что места у них мало, что спать нам всем придется в одной комнате.
Мы извиняемся, что вообще доставляем ей неудобство. Астарта молодая, как и Миттенбал, в Империи люди в таком возрасте редко женятся. Черная одежда на Астарте покрыта блестками, у нее длинные ногти в глазурно-розовом лаке, пушистое облако темных волос и яркие, влажные губы. Она красавица, кукольная и вся блестящая. Астарта не спрашивает в беде ли мы, но кормит нас овощным рагу с тушеным мясом, щедро сдобренным восточными специями и оттого совершенно непривычным на вкус. Астарта и Миттенбал иногда перекидываются репликами на парфянском, но фразы слишком короткие, чтобы быть невежливыми. Они добрые люди, но у их собаки несвойственная собакам голова.
Ужин получается совершенно чудный, я уже и не думал, что нам может быть так спокойно.
Офелла избегает смотреть на собаку, хотя явно нравится ей больше всех. И когда собака в очередной раз тыкается фарфоровой головой ей в ногу, Офелла быстро спрашивает:
— Расскажите о вашем народе, если это приличный вопрос в Парфии.
Мы как раз заканчиваем ужин и приступаем к крепко заваренному кофе. Я слышу стук маленьких лапок. Мимо стола проходит существо на длинных, словно бы паучьих ножках с несколькими кукольными головами, смотрящими в разные стороны. Между этих голов я вижу корзину, туда Астарта и Миттенбал опускают свои тарелки. Я думаю, что в большинстве случаев, чтобы быть вежливым достаточно делать то же, что и хозяева. Опускаю тарелку и чувствую тепло, исходящее не от фарфора, но изнутри него. Словно в каждой голове бьется по маленькому сердечку.
Существо собирает тарелки и уходит на кухню.
В кофе добавлен мед, но это оказывается вкусное и согревающее сочетание. Никаких сладостей не подают, кофе сам здесь и есть десерт.
Астарта хлопает в ладоши и блестки осыпаются с ее пальцев на скатерть.
— Наоборот, очень приятно рассказать о себе иностранцам! Нас здесь называют, как это будет… Дарл?