Жаклин Кеннеди. Американская королева

Пережитое надломило ее. Думаю, все, кто имел возможность присмотреться к ней, видели, что за харизмой и обаянием скрывается человек, перенесший глубочайшее потрясение. А как могло быть иначе? Она рассказывала мне об убийстве, о том, что чувствовала в те минуты и сразу после и каково было вернуться тогда в Белый дом. Помню, когда я впервые ее увидела, меня поразили две вещи. Внешне она выглядела точь-в-точь как на фото с журнальных обложек, только на фотографиях не видны были тоненькие морщинки по всему лицу, она походила на стеклянную статуэтку, которую разбили, а потом склеили. Не знаю, может, это и возрастное, я не дерматолог, но меня поразили эти морщинки – как контраст со всей большеглазой лучезарной безупречностью. И для меня это был знак того, через что ей пришлось пройти.

Еще меня поразила ее нежность к детям… Мы ужинали, а мой сын был тогда совсем маленьким, меньше Джона. Джеки воскликнула: «А можно мне взглянуть?!» Я сказала, что он уже спит. Мы пошли в детскую, Джеки присела рядом с кроваткой и ласково погладила малыша по головке. Без всякого притворства.

В Греции, особенно на Скорпиосе, Джеки наконец обрела свободу быть собой. Она не перестала быть публичной персоной и прекрасно отдавала себе в этом отчет, но очень старалась с головой погрузиться в новую греческую жизнь и в роль настоящей греческой жены. Начала учить греческий и настояла, чтобы Джон и Каролина тоже его изучали. Антиквар Костас Харитакис, у которого Джеки постоянно покупала старинные серебряные украшения, научил ее танцевать сиртаки. Она штудировала историю Греции и часами обсуждала греческую литературу с одним из ближайших друзей Онассиса, профессором Яннисом Георгакисом, который подбирал для нее нужные книги. С новой подругой, Ники Гуландрис, директором Музея естественной истории, Джеки посещала музеи и исторические достопримечательности, покупала античные безделушки в старых Афинах. Ее познания в греческой археологии весьма впечатлили Роберта Паундера, профессора классической филологии из Вассара. Лет двадцать спустя, встретившись с Джеки на вечеринке у Шлезингеров, он был поражен, «как много она знала о Греции, современной и древней. Мы обсуждали раскопки на Самофраки, она держала в памяти и рельеф местности, и раскопки…».

Джеки радовалась подаркам, которыми щедро осыпал ее Онассис: бриллиантовые браслеты, спрятанные на столе в салфетке, любовные записки с приглашением на ужин, танго ночью у бассейна. Она не догадывалась, что многие украшения были изначально подарены Каллас, но та забыла их в сейфе, когда спешно покидала яхту. Гор Видал помнит разговор, который состоялся у него с Каллас в Риме вскоре после свадьбы Джеки и Онассиса: «Она тогда собиралась играть Медею. Пазолини был рядом, но она говорила только о Джеки. Причем с насмешкой. Особенно об украшениях, которые Джеки получила в подарок: “Я знаю эти побрякушки, ерундовые, посредственные вещицы, кроме рубиновых сережек. Я их хорошо помню, чуть было не приняла их, только они мне не годились. – И добавила: – Но она-то разницы не заметит, верно?”»