— Это неприятно, — сказал он не слишком уверенным тоном.
Она посмотрела ему в лицо, и в ее светло-голубых глазах была почти ненависть.
— Еще как! Он уехал, сказав, что позвонит в Ноглики… Он не мог понять, зачем тот тип пошел туда среди ночи, а не вернулся прямо домой. Он подумал, что я попросила его проводить меня. Если бы я догадалась об этом раньше, то так бы и сказала… Они бы подумали, что он упал с моста на обратном пути…
Она перевела дыхание, не сводя с него глаз. Он не находил слов. Он мог ей ответить только одно: не его вина, что тот тип пошел за ним, а если бы он оставил его в живых, их положение было бы намного хуже.
— Если бы тот тип был кем угодно, они сразу бы приняли версию о несчастном случае. Они бы подумали, что он шел браконьерствовать и так ему и надо. Но он был чекистом, и они не успокоятся, пока не выяснят все дело. Они будут суетиться, всюду совать свой нос. Они уже позвонили Владимиру…
— Тому, кто подвез вас в первое утро?
— Да.
Лин выглядела по-настоящему озабоченной. Наконец она отвела глаза и, понизив голос, сообщила:
— Я не могу больше сопровождать вас. Из-за вас ко мне привлечено внимание чекистов, и мы представляем друг для друга опасность:
Юбер хладнокровно констатировал:
— Вы меня бросаете.
Она была слишком умна, чтобы проглотить такой крючок.
— Называйте, как хотите, это не имеет значения. Важно то, что я хочу жить. И жить на свободе…
— И как далеко вы готовы зайти в этом вашем желании?
Лин вздрогнула, как от пощечины, и смерила его гневным взглядом.
— Я вас не выдам, если вы намекаете на это. В любом случае ваш провал будет означать и мой тоже.
Она успокоилась, глубоко вздохнула и добавила своим обычным голосом:
— Нет, я вас не бросаю. Я дам вам другие документы. Если ваш след обнаружат здесь, то надо, чтобы здесь же он и оборвался. Они подумают, что вы пересекли пролив, чтобы попасть на континент…
— Мне нужно в Погоби, — напомнил Юбер.
— Я не забыла. Отсюда в Погоби ведет дорога, проложенная вдоль берега и проходящая через Тромбасс. С начала большого строительства она под строгим наблюдением. Вы можете сесть в грузовик, но я вам не советую.
— Значит, поезд?
— Поездов нет. Железная дорога только строится и будет закончена не раньше, чем через два-три месяца. Надежнее всего забраться в самоходную баржу. Они ходят вдоль побережья в Погоби, перевозя уголь…
Юбер равнодушно пожал плечами.
— Лишь бы добраться до цели…
— Все эти баржи отходят от набережной Максима Горького. Это рядом с улицей Кирова.
— А если я по ошибке сяду на судно, которое увезет меня в другое место? На континент, например?
— Никакой опасности. Большие баржи, что ходят в Погоби, имеют дизельные моторы, а суда на Николаевск и Владивосток крупнее и на пару́.
— Ладно. Хочется вам верить…
Лин бросила на него двусмысленный взгляд.
— А зачем я стала бы вас обманывать?
Юбер не ответил, и она, помрачнев, добавила:
— Вы неприятный собеседник.
— Мне очень жаль.
Между ними повисло натянутое молчание. Ему казалось, что она только и ждет случая помириться, но он не хотел этого по-настоящему и спрашивал себя, почему чувствует глухую враждебность к женщине, которая помогала ему.
— Мне очень жаль, — повторил он.
Он произнес это тоном, ясно говорившим: «Это все, что я могу для тебя сделать». Она напряглась и спросила:
— Документы с вами? Я дам вам другие…
Юбер достал из кармана маленькую полотняную сумочку и бросил ее на стол.
— Это ваша квартира?
— Нет. Здесь живет моя подруга. Она сейчас в Москве на всесоюзном съезде спортсменов, а ключ оставила мне…
— Понятно.
Лин прошла в соседнюю комнату, очевидно, служившую кухней, и почти тотчас вернулась.
— Вот. Теперь вас зовут Дмитрий Зиновьев…
Они еще долго обсуждали различные детали операции, пока Лин не сказала:
— Вам пора. Я очень рисковала, вызвав вас сюда. Что вы сделали с запиской, которую я…
— Съел, — ответил Юбер. — Надеюсь, я ее переварю.
Она осталась серьезной и, гордо откинув назад свою голову азиатской королевы, заключила:
— По всей видимости, мы с вами больше никогда не увидимся. Я на это надеюсь. У меня останутся от вас неприятные воспоминания…
— Мне очень жаль, — снова сказал Юбер.
Он был искренен.
Лин проводила его до двери.
Владимир указал водителю автобуса на стул и сказал:
— Садитесь.
Водитель неловко сел, явно смущенный.
— Я вас вызвал…
Зазвонил телефон, и комиссар перебил себя, чтобы ответить:
— Алло…
Звонили из лаборатории Гродекова. Одежда, представленная для анализа химикам, была выстирана с помощью порошка, редко применяемого в СССР. Один из инженеров читал в научном журнале, что такие моющие средства использует интендантство армии США. Кроме того, масло, пятна которого остались на брюках, бесспорно, американского производства. Этого достаточно?
— Достаточно, спасибо.
Владимир бросил трубку на рычаг и стиснул зубы. Его круглое, обычно немного вялое лицо, приняло жесткое выражение. Водитель автобуса сжался на стуле, спрашивая себя, какой камень сейчас упадет ему на голову, и в сотый раз повторял себе, что совершенно ни в чем не виноват.