Ему было трудно сохранять этот тон и удерживаться от смеха, видя физиономию милиционера. Он должен был понимать немецкий, как и многие его коллеги, охранявшие или допрашивавшие немецких пленных во время последней войны.
— Я Хельмут Вайссенфель, — повторил Юбер тем же мягким и монотонным голосом. — Я специалист по ракетам, как и он… Скажи ему, что я хочу с ним поговорить…
Милиционер выругался сквозь зубы. Ситуация явно была выше его понимания. Наконец он поднес к губам свисток и дунул в него.
— Знаете, — продолжал Юбер с глупой улыбкой, — мы скоро сможем полететь на луну. Да, да, не смейтесь… Фон Браун утверждает, что мы полетим на нее раньше, чем через десять лет, и я тоже уверяю вас в этом.
Показался второй часовой. Он дружески махнул рукой Юберу, которого принял за коллегу, и спросил:
— Что случилось?
— Мне кажется, это тот тип, что сбежал; у него совершенно чокнутый вид.
— Я Хельмут Вайссенфель, — любезно объяснил Юбер вновь пришедшему. — Я бы хотел встретиться с моим коллегой, профессором Монтелеоне…
— Он спит, — на всякий случай ответил первый часовой, так как второй совершенно лишился дара речи.
Юбер слабо махнул рукой, извиняясь.
— Тогда, — сказал он, — я вернусь завтра утром. У меня нет при себе визитной карточки, поэтому я попрошу вас проинформировать его о моем приходе. Всего хорошего, господа. Простите меня.
Он повернулся на каблуках и стал уходить.
— Стой! — крикнули оба милиционера одновременно.
Юбер остановился и снова повернулся к ним лицом с дружелюбным и совершенно безобидным видом.
— Мы… Мы проводим вас к профессору, — пробормотал первый по-немецки. — Не уходите.
Юбер поблагодарил их счастливой улыбкой.
— Вы очень любезны; очень, очень любезны. Да, да, не спорьте. Я скажу это вашим начальникам.
Они открыли ворота, провели его во двор, отперли дверь черного хода и проводили его в кабинет, где прошлой ночью состоялся разговор между Юбером и Монтелеоне. Первый снял трубку телефона со словами:
— Я предупрежу профессора; он еще не вернулся, но скоро приедет. Вы можете подождать его здесь.
Второй вышел из комнаты, и Юбер услышал, как он поднимается по лестнице; он, несомненно, пошел предупредить Монтелеоне о том, что происходит, и попросить его не показываться до решения начальства.
Первый набрал номер, подождал и заговорил на таджикском, в котором Юбер не понимал ни слова. Разговор шел довольно долго, и милиционер, казалось, нервничал. Казалось, на том конце провода ему отказывались верить. Начальников обмануть будет труднее, чем мелкую сошку, и Юбер был доволен, что смог потренироваться с этими двумя.
Наконец милиционер положил трубку и вытер лоб рукавом. Спустился второй.
— Профессор скоро приедет. Мы подождем его здесь втроем, — сообщил тот, который звонил.
Юбер широко улыбнулся.
— Охотно. Простите, что доставил вам столько беспокойства.
Милиционеры переглянулись. Теперь они, казалось, веселились. Завтра они смогут рассказать коллегам отличную историю.
— Понимаете, — вновь заговорил Юбер, — я бы хотел, чтобы профессор ввел меня в курс своих работ. На взаимной основе, разумеется. Мы, ученые, заинтересованы часто проводить такие обмены. Прогресс науки от этого только выиграет… Я надеюсь, вы со мной согласны?
Они ответили хором:
— Ну конечно, товарищ! Конечно!
Юбер переводил восхищенный взгляд с одного на другого.
— Вы называете меня товарищем, как это любезно! Видите ли, я не враг дружелюбности, даже между такими разными людьми, как мы. Вас называют примитивными. Но что такое примитивный, в конце концов? Как я говорил совсем недавно моему большому другу фон Брауну, примитивные существа намного ближе нас к природе, а значит, к истине… Но я, конечно, надоел вам?
Замерев, оба милиционера запротестовали:
— Вовсе нет… профессор.
Юбер продолжал говорить мягким, возбужденным голосом в течение примерно четверти часа. Потом снаружи послышался шум машины; хлопнули дверцы. Второй часовой вышел открыть дверь. Через тридцать секунд в комнату вошли санитары в белых халатах.
— Добрый вечер, профессор, — сказали они. — Мы ассистенты профессора Монтелеоне, и он попросил нас за вами приехать. Просим вас следовать за нами…
Юбер вздрогнул. Его увезут в сумасшедший дом на обследование; ему придется играть со всей силой, чтобы выкрутиться…
Он добровольно пошел за ними и сел в «скорую», ждавшую перед домом. Сев между двумя санитарами, он продолжил речь:
— Профессор Монтелеоне наверняка будет рад со мной встретиться… Видите ли, я, как и он, специалист по ракетам… Мое имя Хельмут Вайссенфель… Может быть, слышали? Иногда обо мне упоминали газеты: «Нью-Йорк Геральд Трибюн», «Крисчен Сайенс Монитор», однажды «Лайф»… Вы читаете «Лайф»? Очень интересный журнал… Особенно объявления, их я никогда не пропускаю… Фон Браун мне однажды сказал…
Они ехали минут десять. Потом его высадили перед большим белым зданием, которое, конечно, было больницей.
— Мой коллега работает здесь? — спросил Юбер.
— Совершенно верно.
Большой, ярко освещенный холл, лифт, достаточно просторный, чтобы в него входили носилки. Второй этаж… Третий… Четвертый… Пятый. Остановка.