Жан-Жак Руссо

И всё же работать с упрямым и ограниченным Монтегю было трудно. Он заставлял своего секретаря тратить время на шифровку малозначительных посланий, мог вставить в текст пару строк от себя, из-за чего приходилось в последнюю минуту переделывать весь текст. Руссо очень скоро понял, что его патрон не хватает звезд с неба. Что ж, тем лучше: его собственные умения и заслуги будут заметнее. Он боролся за достоинство человека, пусть и подчиненного, и его последующие рассказы о пребывании в Венеции состояли главным образом из описания собственных деяний, о которых он повествовал с явным удовольствием.

Вот один пример. Комедиант. Карло Веронезе получил вместе со своей дочерью ангажемент в Комеди-Итальен в Париже. Уже имея две тысячи франков аванса на дорогу, они не торопились вы-поднять договор. Узнав об этом, посол поручил заняться этим своему секретарю. Положение было деликатным, так как все венецианские театры и сами комедианты принадлежали знатным патрицианским фамилиям. Жан-Жак воспользовался проходившим тогда карнавалом: в домино и маске он уселся в гондолу, украшенную гербом Франции, причалил у дворца сенатора Гримани и именем короля потребовал отдать ему комедиантов Веронезе. В тот же день они смогли отправиться в Париж.

Другой случай. В отсутствие графа Монтегю Руссо узнал, что некий австрийский шпион в Неаполе подстрекает народ к бунту. Секретарь посольства решился подвигнуть министерство к нужным действиям — в итоге получилось, что именно ему династия Бурбонов обязана сохранением Неаполитанского королевства. Конечно, он сильно преувеличил свою значимость в этом деле, так как в марте 1744 года слухи о возможном восстании в Неаполе доходили до всех посольств. Но инициатива, взятая им на себя, говорит о том, что его отношение к своим обязанностям было ответственным и серьезным. Скромный простолюдин, «часто осмеиваемый», больше не представал таковым перед лицом «блестящей аристократии», как это прозвучало в его «Послании к г-ну Паризо», —

наоборот, теперь он являл собой яркий контраст ей, бездарной и пассивной.

И еще доброе дело. Руссо в одиночку сумел уладить конфликт; между французским кораблем «Санта-Барбара» и местным судном, промышлявшим работорговлей. Инцидент грозил перерасти в скандал. Так как посол не желал этим заниматься, секретарь вынужден был вмешаться и сам отправился составлять протокол. Успех был полным: ущерб капитану Оливе был возмещен.

Такие удачи некоторое время помогали Жан-Жаку выносить скверный характер и промахи посла, который к тому же совсем не занимался посольским хозяйством. Помещение было грязным, содержалось в беспорядке, обеды были хуже, чем в самой захудалой харчевне, всё было запущено.

Нуждаясь в достойной компании, Руссо стал искать ее за пределами посольства. Он был серьезным и прилежным работником — это не вызывает сомнений. Но Венеция — это все-таки город удовольствий. Здесь столько развлечений — один только карнавал длится целых шесть месяцев. Здесь всё дышит праздником; здесь под маскарадными масками не отличишь субретку от ее госпожи-патрицианки; здесь театры (а их целых семь) всегда заполнены до отказа, а две сотни кафе всегда открыты для вас. Жан-Жак постепенно стал проникаться этим духом праздника. «Я несколько потеснил в себе философию, — признавался он, — и принялся, как все здесь, слоняться в маске по улицам или же гордо восседать в удобном экипаже, словно я всю свою жизнь только такими и пользовался».

Он становился общительным. У него появились новые друзья: некий господин де Сен-€ир, молодой испанец по имени Альтуна, Катанео, агент прусского короля, несколько англичан. Всё это были люди компанейские, и он посещал не только их супруг, но даже их любовниц. Азартные игры он не любил, но не пренебрегал театрами и балами и развлекал знакомых сеансами магии. Он увлекся итальянской музыкой, играл на клавесине и исполнял любимые мелодии вместе с четырьмя-пятью музыкантами, нанятыми на вечер за пару экю. Он даже отдал для исполнения в Сан-Джиованни-Хризостомо пропеть и станцевать два отрывка из своих «Галантных муз», находившихся еще в работе. Особенно нравилась ему музыка «scuole» — домов призрения для бедных девушек или девушек-сирот, пение которых можно было услышать только в церкви во время вечерни, причем сами они оставались невидимы на забранных решетками хорах.

Но было еще кое-что кроме музыки и театров. Венеция была полна куртизанками. Жан-Жак испытывал инстинктивное отвращение к публичным девицам, но однажды позволил себя увлечь — сначала, чтобы «не выглядеть недотепой». Известная Ла Падоана хорошо пела, угостила его фруктовым мороженым. Он хотел улизнуть, оставив на столе дукат, но педантичная гетера не захотела отпустить его и честно отработала эти деньги.