Жанна д'Арк

Когда Жанна удалялась медленной поступью, волоча тяжелые цепи, я почувствовал себя разбитым, ошеломленным; и я повторял про себя: «Так еще недавно она произнесла спасительное слово; она могла бы уйти на свободу; а между тем она идет на смерть; да, на смерть: я знаю, я чувствую это. Они удвоят стражу; они отныне никого не подпустят к ней, чтобы она не получила предупреждения и не повторила своих слов». Я пережил самый горький день за все это злосчастное время.

Глава XIII

Итак, закончился и второй суд, в тюрьме. Закончился, не дав определенного исхода. Я уже описал вам, каков был этот суд. В одном отношении он был еще низменнее, чем предыдущий, ибо на этот раз Жанне не сообщали выставляемых против нее обвинений, и она была принуждена сражаться в темноте. У нее не было возможности обдумать что-либо заранее; она не могла предвидеть расставленных сетей, не могла к ним приготовиться. Надо было обладать великим бесстыдством, чтобы так злоупотреблять беспомощностью бедной девушки. Случилось во время заседаний, что в Руан заехал некий искусный законовед из Нормандии, мэтр Луайе, и я, кстати, сообщу вам его отзыв об этом суде, чтобы вы не сомневались в правдивости моего рассказа и не думали, что я, увлекшись защитой, преувеличиваю несправедливости и беззакония, жертвой которых была Жанна. Кошон показал Луайе свой procès и попросил его высказаться о суде. И вот какой отзыв он дал Кошону: он сказал, что вся эта затея не стоит выеденного яйца, потому что: во-первых, заседания суда были тайные, и этим исключалась свобода слова и действий обвиняемой стороны; во-вторых, обвинением была затронута честь французского короля, а между тем ему не предложили явиться для своей защиты или прислать уполномоченного своего заместителя; в-третьих, обвиняемой не были сообщены статьи обвинения; в-четвертых, обвиняемая, несмотря на свою молодость и неопытность, была вынуждена вести свою защиту без помощи ходатая, между тем как решался вопрос ее жизни и смерти.

Понравился ли Кошону такой отзыв? Нет. Он обрушился на Луайе, осыпал его самой необузданной бранью и поклялся, что утопит его. Луайе бежал из Руана и поспешил покинуть Францию; только этим он спас себе жизнь.

Как я уже сказал, второй суд кончился, не приведя ни к чему определенному. Однако Кошон не сдавался. Ему ничего не стоило созвать третий суд и — четвертый, и пятый, если будет нужно. Ему была почти обещана огромная награда — руанское архиепископство, если увенчаются успехом его старания сжечь тело и обречь на вечные муки душу этой молодой девушки, которая никому не сделала зла; а за такую цену, как сан архиепископа, такой человек, каким был Кошон, согласился бы сжечь и погубить пятьдесят ни в чем не повинных девушек, а не только одну.

И вот он на другой же день снова принялся за работу; и на этот раз он был уверен в себе и злорадно предвкушал успех. Ему и остальным крючкотворцам пришлось потратить девять дней на то, чтобы нахватать из показаний Жанны достаточное число отдельных мест и, прибавив немалую долю собственных измышлений, соорудить из всего этого новую пирамиду улик. И получилось страшное здание — целых шестьдесят шесть статей!

Этот огромный документ был на следующий день, 27 марта, отвезен в замок; и там началось новое разбирательство, в присутствии двенадцати тщательно подобранных судей.

Путем голосования решили на сей раз прочесть Жанне все статьи обвинения. Возможно, что это было сделано под влиянием отзыва Луайе; возможно также, что они надеялись доконать пленницу утомительным чтением, которое, как оказалось, заняло несколько дней. Кроме того, они решили, что Жанна должна прямо отвечать на все вопросы; в случае отказа она будет считаться уличенной. Как видите, Кошон с каждым разом придумывал новые трудности; он затягивал сети все туже и туже.

Жанну привели. Епископ бовэсский обратился к ней с речью, которая могла бы даже его лицо залить краской стыда, — столько было в ней лицемерия и лжи. Он заявил, что в состав настоящего суда входят праведные и благочестивые служители церкви, коих сердца преисполнены доброжелательства и сочувствия по отношению к ней; что они вовсе не заботятся о нанесении ей телесных страданий, но желали бы только наставить ее и открыть ей пути истины и спасения.

Этот человек был сущий дьявол; подумайте только, каким смиренником он вдруг прикинулся, вместе со своими бессердечными приспешниками.

А между тем худшее было еще впереди. Ибо вслед за тем он, во исполнение другого совета Луайе, имел бесстыдство предложить Жанне нечто такое, что, вероятно, приведет вас в изумление. Он сказал, что нынешний суд, принимая во внимание ее неопытность и неспособность разобраться в многосложных и трудных вопросах, которые подлежат рассмотрению, решил проявить свое милосердие и сострадание и потому предлагает ей выбрать из их среды одного или нескольких судей, которые могли бы помогать ей своими советами и указаниями!