Жанна Ланвен

Брак был официально объявлен 12 августа 1907 года в мэрии VIII округа с обыкновенной торжественностью[126]. В качестве свидетелей Жанна выбрала некоего Аллуана, художника пятидесяти восьми лет, и своего свояка Мориса Гомона, мужа Мари-Аликс, кассира по профессии. Меле со своей стороны пригласил директора типографии Le Temps

Жана Рейтера и любезного острослова графа Адольфа Дени де Тробриана, генерального консула Франции в Ливерпуле. Затем последовало путешествие в Италию, а потом – возвращение на родину и переселение на улицу Инвалидов, в дом с балконами, построенными не по плану.

Примерно через двадцать лет Жанна расскажет о первых днях, проведенных рядом с мужем: «Сколько раз господин Меле рассказывал мне о прекрасном свадебном путешествии, когда мы вместе проехали всю Италию! Ему едва хватало дня, чтобы поделиться своим невероятным культурным багажом и показать все удивительные шедевры, к которым нас уверенно вел безошибочный инстинкт»[127]. Рассказ, несомненно, придуманный, поскольку невозможно поверить, что Жанна в сорок лет ничего не знала о шедеврах итальянской живописи, которая окажет на будущую работу кутюрье такое влияние. Рассказ с определенной долей лукавства рисует, как покладистый образованный мужчина невозмутимо и гордо играет роль гида в первые дни брака. Это и правда была роль, что от него требовалось с самого начала. Ксавье был настроен решительнее, чем когда-то бы ни было, бросить карьеру дипломата, если не получит хорошего назначения. Скорый выход на пенсию Тробриана давал ему надежду получить пост генерального консула в Ливерпуле, но он согласился бы и на место в Париже. Интересное наблюдение: отныне он указывал, что имеет «двух дочерей десяти и четырнадцати лет», то есть официально называл Маргерит дочерью, как и свою собственную Мадлен, и не мог устоять перед искушением указать в ежегодной аттестации, что женат на «виконтессе ди Пьетро»[128]

.

Наконец, он смог удовлетворить давнишнее желание уйти со службы, поскольку был разочарован и утомлен. 22 октября 1908 года консул Франции в Манчестере отправил уведомление об отставке. Ответ на его запрос из кабинета министров пришел через двадцать дней: «Отвечая на выраженное Вами желание, я освобождаю Вас от должности с первого числа этого месяца и высылаю указ, подписанный президентом Республики, по которому Вы отныне числитесь в отставке. Вам назначена ежегодная пенсия в сумме 500 франков»[129]. Это была цена одной красивой шляпки.

Жена консула

Союз с Меле, благоприятный для всех, у некоторых все же вызывал иронию. Они знали, с каким небрежением Жанна относилась к мужчинам и романтическим отношениям вообще, и забавлялись, наблюдая за этой парой. Жанна выбрала этого супруга, потому что он был настолько незаметен и ничем не примечателен, что казался невидимкой.

Непонятно, правдиво ли отражает ситуацию насмешливый рассказ Жоржа Гатино-Клемансо, судя по которому муж играл совершенно прикладную роль. Гатино ехидно изобличает социальные претензии этой женщины, «еще в достаточной мере не знавшей свет». Неужели у Жанны была репутация заурядной женщины?! «Высоко поднятая голова, тонкий нос, острый подбородок», – судя по словам Гатино, в 1907 году мать Ририт была всего лишь «бывшей женой парикмахера-итальянца ди Пьетро, который сделал ей ребенка, а потом бросил». Неважно, что он не был итальянцем, несмотря на фамилию ди Пьетро, неважно, что он не был парикмахером, наконец, совсем не важно, что ребенок не родился по случайности, но положения разведенной женщины хватало, чтобы добропорядочные господа могли окатить ее презрением. Следующие строки даже забавляют: «Зайдя к моей тете объявить о своей помолвке с господином Ксавье Меле, бывшим консулом Франции в Женеве, она обронила такую неуклюжую фразу: “Ах, дорогая мадам, позвольте мне привести к вам как-нибудь моего жениха.

Он совершенно светский человек, когда он сопровождает меня в магазин, то помогает выбрать машину…»[130]

Деликатность, крайняя скрытность и сдержанность Жанны заставляют сомневаться, что она когда-либо могла позволить себе такие слова, тем более у Мадлен Клемансо. Она давно хорошо знала, с каким смешанным чувством эта умная женщина относилась к проявлениям мужской галантности.

Второе замужество сорокалетней модистки не соответствовало общепринятым стандартам, как понимал и описывал их Гатино. Впоследствии супруги стали жить в разных частях дома, и, видимо, было недоразумением, что в июле 1908 года было возвращено отправителю послание, адресованное Меле от министра иностранных дел, с пометкой: «данное лицо не проживает в доме 22 на улице Шевер»[131]. В семье Жанны Ксавье очень скоро стали называть не иначе как «консул», отстраненно и немного пренебрежительно. Но в первое время после женитьбы он старался играть подле своей жены активную роль, помогая советами и поддерживая.