За весь оставшийся вечер он больше ни разу не вспомнил об Оливе. Однако ночью Салтыков проснулся, как будто его кто-то толкнул. Олива приснилась ему во сне: она стояла на каком-то утлом баркасе, который швыряли из стороны в сторону штормовые морские волны. Он стоял на берегу и видел, как она беспомощно протягивала ему руки, но разъярённые морские волны пугали его, и он продолжал неподвижно стоять на месте. «Помоги мне! Не оставляй меня!» — доносился её крик, но его словно сковало оцепенение, и он молча, равнодушно смотрел на взбесившееся море и видел, как перевернулся на волне баркас и потонул в пучине вместе с Оливой.
«Да, я её не люблю, — думал он, лёжа в постели с открытыми глазами, — Да, быть я с ней не хочу, но я же не такой плохой, на самом деле… Ладно, надо бы ей написать хотя бы уж что ли… А то ещё подумает, что мне похуй…»
И, смутно надеясь, что он ещё сможет спасти положение, Салтыков накатал Оливе смску:
— Мелкий, ну почему ты меня понять не захотела? Почему ты решила, что я тебя бросил? Ну не так это! Понимаешь?! Не так! Неужели тебе наплевать на то, что я тебя люблю?
Ответ не заставил себя долго ждать.
— Это тебе наплевать на меня. Тебе похуй на мои чувства, ты думаешь только о том, как бы тебе самому удобнее жилось. И стоило меня столько времени за нос водить? Я тут ради тебя всё побросала, только свистнул — и я уже на краю света, а ты?! Это что же получается: на съёмную квартиру в Архе денег нет, а на номера люкс в Питере деньги есть? И перестань уже притворяться: мне всё известно, в том числе и твои похождения в Архангельске!!! До каких пор ты будешь мне так нагло и бессовестно врать?!
«Ну вот, всё и открылось, — устало подумал Салтыков, — Может, оно и к лучшему… Интересно, а это-то она откуда узнала? Ах, не всё ли равно — тайное всегда становится явным…»
И он, недолго думая, написал ей в ответ:
— Мелкий, прости меня за то, что я не оправдал твои надежды. Я подонок. Прости меня, пожалуйста. Поверь, что я тебя люблю!
Ответа не последовало. Салтыков подождал ещё десять минут и, выключив телефон, повернулся на бок и уснул. Но утром смска всё же пришла — очевидно, Олива писала её всю ночь.
— Извини, но я тебе не верю. После такого чудовищного открытия я никогда больше не смогу верить тебе. Вчера мне всё стало известно. Теперь я поняла, почему ты не захотел, чтобы я переезжала к тебе. Ещё я поняла, что слова для тебя ровно ничего не значат. Знаешь, когда предаёт друг — это страшно. А предательство любимого человека страшней вдвойне. Бог тебе судья, но я тебя простить не смогу. Знаешь, у меня в жизни было очень много плохого, но я никогда ещё не доходила до того, чтобы резать себе вены. А тут дошла, потому что мне стало невыносимо от твоей фальши, от твоего чудовищного цинизма. Я же верила тебе! А ты всадил мне нож в спину. Мне сейчас очень плохо. Очень. Я потеряла много крови, но осталась жива. И буду жить дальше, но тебя в моей жизни больше не будет никогда. Поверь, мне больно вычёркивать тебя. Очень больно, ведь я же тебя любила. Сначала как друга, потом как мужа. Но теперь всё, разбитую чашку не склеишь, да и тебе видимо моя любовь оказалась не ко двору. Я, конечно, совершила очень большую ошибку, когда поехала летом в Питер и позволила отношениям так далеко зайти, а ведь я уже тогда, после истории на турбазе, всё знала про тебя…
Салтыкову влом было читать такую длинную смску. Он пробежал её глазами и быстро накатал ответ:
— Мелкий, я тебя умоляю — не делай более с собой ничего плохого! Я этого не стою, и ты об этом прекрасно знаешь.
— Знаю, что не стоишь. Именно поэтому я это и сделала. Потому что мне стало противно, что я отдала себя человеку, который этого не стоил. Я и сейчас не хочу жить, мне просто противно жить в мире, где существуют такие как ты. И ещё, не называй меня больше мелким. Я тебе никто, и ты мне никто. И не надо меня ни о чём умолять, я всё равно знаю, что тебе на меня плевать.
Больше Салтыков ничего не стал отвечать. Да и что он мог ответить? Кончено, так кончено.
В конце концов, давно пора…
Гл. 3. Синяя птица
Трудно было Оливе в первые дни.