Жара в Архангельске-2

А Олива, конечно же, ничего об этом не знала до поры до времени. После разговора с Мочалычем Салтыков поостыл и тут же помирился с ней. Более того — её мечта о Новом годе странным образом исполнилась точь-в-точь так, как она заказывала, то есть, несмотря на его былые протесты, в их квартире все праздники тусил народ, среди которого, помимо всех друзей Салтыкова и Оливы, была ещё куча тех, кого она впервые видела в своей жизни. Не сразу до неё дошло, за всем этим шумом и гамом, всей этой сутолокой и праздничной суетой, что Салтыков устроил это всё вовсе не для того, чтобы доставить удовольствие своей невесте, а напротив, учитывал это в своих интересах, чтобы поменьше бывать с нею наедине, и чтобы с помощью этой толпы легче было бы избавиться от неё, замутив «под шумок» с Аней. Умом он понимал, что не так-то просто будет избавиться от Оливы, но тем не менее всеми правдами и неправдами оттягивал неприятный разговор с нею. Лишь после празднования Нового года, когда толпа гостей немного схлынула, неизбежный разговор этот поневоле состоялся, но реакция Оливы превзошла все ожидания Салтыкова. Конечно, когда он, «мягко и тактично» указал ей на порог, ей больше ничего не оставалось делать, как собрать свои вещи и уехать, но шок и горе её были так велики, что она не смогла удержать себя в руках и разрыдалась на весь подъезд. Тогда-то Салтыков перетрусил не на шутку и, под влиянием друзей, решил всё-таки замять этот скандал, дабы не навредить своей репутации. Он вернул Оливу в дом, кое-как успокоил её, а сам с помощью двух приятелей составил хитроумный план, целью которого было переждать бурю, а потом под благовидным предлогом «временно» сбагрить Оливу вместе с Аней в Москву. План удался блестяще — Салтыков «забрал свои слова обратно», заверил Оливу, что любит её и женится на ней, но поскольку у него сейчас «временные материальные трудности», попросил у неё немного времени, недели три, чтобы он смог решить все проблемы и подыскать им за это время квартиру по наиболее выгодной цене. Оливе показалась разумной эта мысль, и она вместе с Аней уехала через три дня в Москву. Но прошёл месяц, а Салтыков всё не объявлялся, не звонил, избегал разговоров в аське, ссылаясь на чрезмерную занятость. Конечно, изредка он ещё писал ей смски, но про её переезд в них не было ни слова. Однажды Олива всё-таки набралась храбрости и спросила его по смс, ждёт ли он её.

— Конечно, мелкий, — ответил Салтыков, — Кстати, ты знаешь, я был вчера в Гостином дворе и видел там мою бывшую клаху…

— Кого, Сумятину? — не поняла Олива.

— Нееет! Клаху бывшую — классного руководителя!

— А, ну так бы сразу и сказал, я-то не поняла…

— Хе-хе! Я бы на твоём месте тоже не понял бы! И начал бы ревновать!

— Надеюсь, у меня пока нет оснований для ревности? — пустила булавку Олива.

— Конечно, нету, мелкий! Я тебя люблю! А когда приедешь, я тебя замучаю в объятиях!

И Олива успокоилась, но ненадолго. Ей очень хотелось верить в искренность его слов — но она всеми фибрами души чувствовала фальшь его смсок, она видела, что он врёт ей без зазрения совести и смеётся над её глупой доверчивостью. Она видела у него в контакте на стене недвусмысленные послания от какой-то Лены Фокиной в виде разных там сердечек-граффити, и понимала, что сердечки эти, проколотые стрелой с надписями типа «скуч..» вряд ли стала бы оставлять «просто знакомая», с которой у него ничего не было и нет, но почему-то сознательно обманывала себя. «Этого не может быть, это наверно я сама себя накручиваю… — думала она, лёжа ночами в своей постели, — Но в любом случае, я смогу быть уверенной только тогда, когда приеду». Однако уверенности в чём бы то ни было, в том числе и в завтрашнем дне, у Оливы с каждым днём становилось всё меньше и меньше…