Салтыков повернулся на крутящемся стуле к этажерке и, порывшись немного в кипе бумаг и технической литературы, извлёк оттуда флэшку за шнур.
— Я её сам закинул, — улыбаясь, сказал он.
Бивис хотел было выйти из комнаты, но, вспомнив, вдруг остановился у самой двери.
— Да, вот ещё что, — обернулся он к брату, — Там это… Олива твоя у подъезда с какой-то девчонкой. Так что ты смотри…
Салтыков сразу не въехал в то, что сказал его брат, и ещё несколько секунд спокойно продолжал ковыряться в ноутбуке.
— Олива? — не поняв, переспросил он, — А что она делает у нашего подъезда?
— Это тебе лучше знать, — ухмыльнулся Бивис.
— Постой! — до Салтыкова, наконец, дошло, — Ты уверен, что это она? Может, ты её с кем-то спутал?
— Ну здроовстуйте, спутал! Я же в очках был! Она ещё на меня так посмотрела… — Бивиса аж передёрнуло, — Ну и рожа у неё, скажу я тебе! Где ты только отрыл такую? Хуже-то, небось, во всей Москве не найти.
— А чё за девчонка-то с ней? Не Анго случайно?
— Не, не Анго. Анго я помню… У этой я лицо толком не рассмотрел, но это не она.
— Может, Волкова? — предположил Салтыков, — Хотя вряд ли, Волкова бы сюда не поехала…
В коридоре у Салтыковых шёл ремонт. Меняли дверь, устанавливали новые дверные звонки, поэтому старые были отключены. Рабочие ушли днём, оставив после себя мусор, который до сих пор так никто и не убрал.
— Кто-нибудь уберёт отсюда это говно, или нет?! — ворчал в коридоре отец Салтыкова, который сегодня явно был не в духе, — Елена!
— Чего опять? — нервно отозвалась с кухни задёрганная жена.
— Чего-чего, это безобразие! Ни пройти, ни проехать!!! — он со злостью пнул лежащую на полу в коридоре распакованную картонную коробку, — Почему никто не вынес этот хлам?! Я работаю как чёрт, устаю как ссобака — и прихожу домой как в свинарник!!
— Я, что ли, должна всё это убирать? — огрызнулась жена, — У тебя сыновья есть — два взрослых мужика, ты им это и скажи.
— Батя сегодня явно не с той ноги встал, — ухмыльнулся Бивис, прислушиваясь к ругани в коридоре, — Ещё ремня щас нам с тобой всыпет…
— За что ремня-то? — спросил Андрей.
— Уж батя сыщет…
— Андрей! — отец властным жестом распахнул дверь комнаты, — Иди, вынеси коробки на помойку.
Салтыкову сейчас меньше чем когда-либо хотелось выходить из дома, но тон отца был непререкаем. Он вздохнул, однако не посмел ослушаться отца, и, взяв коробки, на всякий пожарный как можно тише отодвинул щеколду и бесшумно скрылся за внутренней дверью.
До внешней двери, выходящей на лестничную площадку, было не более двух шагов. Салтыков, стараясь не шуметь, поставил на пол коробки и на цыпочках, бесшумно подкрался к двери и так же бесшумно заглянул в глазок.
По ту сторону двери стояла Олива и, упорно держа руку на кнопке, звонила в неработающий звонок.
Салтыков почувствовал себя дурно. Вся кровь мгновенно отлила от его лица и ухнула куда-то в ноги, которые, став вдруг ватными, чуть было не подкосились. Он схватился за сердце и, открывая рот, как рыба, выброшенная на берег, казалось, бесшумно врос в стену. Страх как ртуть переливался в белках его широко раскрытых глаз, застекленевших от ужаса. В этот момент он не мог даже думать: всё его существо было направлено на то, чтобы ни в коем случае не быть обнаруженным.
Если бы Салтыкова кто-нибудь прямо спросил, боится ли он Оливы — он, конечно же, сказал бы «нет», да ещё нарочито посмеялся бы над нелепостью такого предположения. Но, несмотря на это, он боялся Оливы, боялся так же, как боялся высоты, глубины, змей, собак. Салтыков уже не мог себе представить, как это раньше он жил с ней под одной крышей, спал с ней в одной кровати, ел еду, которую она ему готовила — и не боялся, что она может в любой момент отравить его, зарезать ножом или задушить подушкой, ночью, во время сна. Теперь же он боялся её, боялся до дрожи в ногах, хоть и не признавался в этом даже самому себе.
Оставив коробки в предбаннике, Салтыков тихонько юркнул назад. Сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть из груди; откуда-то из глубины живота липкой волной наползал страх. Салтыков дрожащими руками как можно тише задвинул за собой щеколду и, быстро проскользнув в свою комнату, лёг на кровать животом вниз.
Внезапно завибрировавший телефон заставил его дёрнуться. Салтыков, ещё не прочитав смску, по страху, нарастающему внутри него как гул приближающегося автомобиля, понял, что это писала она. Олива.
«Ну что, может, всё-таки откроешь, или мне дверь выламывать?»
Холодный пот бисером выступил у него на лбу. Больше всего Салтыкову хотелось ущипнуть себя за руку и проснуться, чтобы всё происходящее оказалось лишь кошмарным сном. Но он понимал, что нет смысла щипать себя — пробуждения не будет.
«Ну чего, чего ей надо от меня?! Надо же — проникла в подъезд… — стучало в его голове, — Если я ей щас открою, её потом хрен выпроводишь… Ещё скандал устроит… это тогда вообще будет полный пипец!!»
Салтыков в отчаянии схватил себя за волосы и рухнул ничком на постель.