Жаркие оковы

Красивое лицо Ингварра исказила презрительная гримаса. Руна поняла, что он никогда не уважал ее как воительницу. Что-то вертелось у Ингварра на языке, какое-то дурное слово, и Руна была полна решимости вырезать ему язык, если он осмелится его произнести. Но левый кулак Роуэна оказался быстрее: он врезался в подбородок Ингварра, заставив острие меча прочертить кровавую полосу на лице викинга. Ингварр закричал от боли и гнева, в то время как Роуэн столкнул его с себя и, вскакивая на ноги, отвесил ему еще один мощный удар.

Но Ингварр еще не был побежден. Он моментально пришел в себя и высоко подпрыгнул, вытаскивая меч из ножен.

Однако викинг бросился не на Роуэна, а на девушку. Меч Ингварра начал опускаться. Его лезвие было длинным, гораздо длиннее ее клинка. Руне удалось отразить удар, но все ее тело сотряслось от этого мощного столкновения, а голова, казалось, вот-вот разлетится на куски от боли. При этом Ингварр, похоже, всего лишь собирался ударить ее плоской стороной меча.

Краем глаза Руна заметила, что Роуэн бросился за своим мечом, который потерял в схватке с Ингварром.

«Я многому у тебя научилась, любимый, — подумала она. — Но в битве против Ингварра этого недостаточно».

Даже учитывая то, что Ингварр не хотел ее ранить.

— Руна, я люблю тебя, — произнес викинг. — И ты станешь моей. Тебе не удастся разрушить мои планы. При необходимости я просто изобью тебя мечом. Так что не вмешивайся и позволь мне наконец-то прикончить этого кастрата.

Руне хотелось сказать, что он выглядит жалким, называя так Роуэна, в котором было в три раза больше мужественности, чем в нем. Лучше умереть, сражаясь на стороне Роуэна, чем допустить, чтобы Ингварр убил его на ее глазах. С криком ярости и поднятым мечом девушка бросилась на викинга.

— Руна!

— Руна, не делай этого!

К голосу Роуэна присоединился чей-то еще. Это был ее отец? Девушка остановилась, позволяя англичанину схватить ее за левую руку и оттащить от Ингварра. Все посмотрели в сторону ворот.

Там стоял не кто иной, как Бальдвин. Викинг был одет в свои боевые доспехи, его руки были украшены традиционными браслетами, а с пояса свисал меч. Рядом с ним стояли Хаакон Каменный Великан, Сверри, Халльвардр и другие йотурцы. Среди них, словно он был одним из викингов, стоял Вулфхер Эдинбургский. Как и предполагала Руна, Хаакон не предал ее отца.

— Спрячьте мечи! — приказал Бальдвин.

Его голос звучал не так мощно и раскатисто, как обычно, но Руна надеялась, что никто, кроме нее, этого не заметил.

Роуэн первым засунул свой клинок в ножны. Девушка последовала его примеру. Ингварр, помедлив, тоже опустил меч.

— Бой окончен! — крикнул Вулфхер.

В наступившей тишине Руна услышала, как кто-то аплодирует. Это была дама в башне.

Руна подбежала к отцу и бросилась в его объятия. Как хорошо было снова оказаться рядом с ним! Девушка поцеловала Бальдвина в щеку, а он похлопал ее по плечу. Порой быть дочерью куда легче, чем воительницей. И Бальдвин, несмотря на свой властный вид, был для нее в первую очередь отцом, а не предводителем йотурцев.

— Руна! — закричал Ингварр.

Девушка, не отходя от отца, повернулась в сторону честолюбивого викинга.

— Я хотел сделать тебя своей женой, — сказал тот, нетерпеливым жестом стирая кровь со щеки. — Своей ключницей. Вместе мы совершили бы столько боевых плаваний! А наши дети еще больше. Мы бы прославили и обогатили род йотурцев, покончив с этими людишками, поклоняющимися хилому христианскому божку! Вскоре жители побережья снова стали бы приходить в ужас от одного слова «викинги»…

— Ты забыл, кто наши предки? — прервала Ингварра Руна. — Мирные поселенцы из Йорвика. Настало время об этом вспомнить.

— Мирные, о да! И это говорит женщина, которая так мечтала отправиться в боевое плавание!

Руна грустно покачала головой. Неужели он совсем ее не понимал?

— Да, мечтала. Но это осталось в прошлом.

Девушка отстранилась от Бальдвина и подошла к Ингварру. Она была уверена, что он не поднимет против нее свой меч, который все еще сжимал в руке. Роуэн продолжал стоять там, где она его оставила, — в паре шагов от Ингварра. Англичанин выглядел напряженным. Он наверняка обдумывал, успеет ли закрыть девушку своим телом, если она ошиблась. Руне было больно видеть его раненым и в крови — особенно когда она вспоминала о том, что самое серьезное ранение нанесла ему сама. Однако гордость и любовь, читавшиеся в глазах тамплиера, заставляли девушку втайне ликовать от радости.

— В юности, слава богам, мне не приходилось много сражаться, — сказала она. — Но борьбы последних дней мне хватит на всю жизнь. Разве несчастье нашего рода началось не с того, что наши предки решили помочь Вильгельму в его войне за Англию?