Жаркий Август. Книга вторая

— Вась, пожалуйста, посмотри на меня! — склонился ближе к ней, подыхая от осознания того, что это была роковая ошибка. Попытался поднять голову, чтобы увидеть ее глаза. Увидеть подтверждение тому, что не все потеряно.

Она еще раз всхлипнула и затихла. Медленно подняла на него взгляд зареванных покрасневших глаз.

Тимур почувствовал, что стоит на краю пропасти, и у него из-под ног срываются камни, с грохотом падая вниз.

Пустой взгляд. Нет ни привычного усталого спокойствия, ни лукавых огней, ни даже обжигающей ненависти. Ничего.

— Вась…

— Убери от меня свои лапы! — прошипела сквозь стиснутые зубы, — и больше никогда не смей меня трогать!

Тимур понимал, что если сейчас отступит, оставит ее в покое, то потом пробиться через стену отчуждения будет гораздо сложнее. Упрямо покачал головой:

— Нет.

— Убери руки! — ее голос стал на несколько тонов выше. Попыталась отодвинуться, избавиться от прикосновений, которые стали неприятными. Не вышло, он держал крепко, боясь, что если отпустит, то она просто исчезнет.

— Василис, успокойся. Давай поговорим.

В медовых глазах ледяная ярость.

— Ты мне противен! Отпусти, — жестко произнесла девушка, сделав еще одну бесполезную попытку высвободиться из его захвата.

— Никогда. Вась, я наврал. Я люблю тебя, больше жизни, — паника захлестывала, когда увидел, что эти слова больше никому не нужны. Заметив, как меняется выражение ее лица от потерянного до решительного, мрачного, горько простонал, проклиная самого себя за этот ад, — Ва-а-а-ась…

— Убери от меня свои руки! — проговорила твердым, бесконечно ледяным тоном, — считаю до трех. Один!

— Василис, это все неправда. Я… я просто хотел тебя зацепить… Ты же знаешь!

— Два, — смотрела, не моргая, не скрывая слез, ручьем бегущих по щекам.

Он не отпускал, сжимал хрупкие девичьи плечи, судорожно пытаясь придумать хоть что-то, что могло их спасти, удержать от неминуемого падения.

— Три…

— Вась…

В ее взгляде промелькнуло что-то новое, чужое, заставившее его замолчать:

— На колени! — прозвучало как гром среди ясного неба. Нерушимый приказ, который не обойти.

Рухнул на пол, до сих пор не веря в происходящее.

Васька отступила и, развернувшись на пятках, бросилась бежать. В свою комнату.

Тимур, онемев от шока, стоял на четвереньках, не в силах разогнуться. Черт! Он уже забыл, каково это, когда твое тело тебе не принадлежит, подчиняясь командам зонда, курсирующего по крови.

Ни встать, ни разогнуться.

Василиса гремела чем-то в комнате. Он слышал, как падают какие-то вещи, как она плачет.

Накрыло ощущение чудовищной катастрофы. Особенно, когда, скосив глаза в сторону, увидел, как она появилась в коридоре, и решительно шла вперед. На ее плече болталась спортивная сумка, из ясных, любимых глаз градом лились слезы.

Она замерла рядом с ним на несколько секунд, рассматривая его, и в этом взгляде ничего нельзя было рассмотреть. Пустота.

— Встанешь, когда машина доберется до конца аллеи, — произнесла ничего не выражающим голосом.

Он только смотрел в ответ, из горла, сведенного спазмом, не вырвалось ни звука.

Василиса отвернулась и решительно направилась к выходу, не обращая внимания на хруст осколков под ногами. Вышла на крыльцо, не потрудившись прикрыть за собой дверь. Торопливо подошла к машине, забросила сумку на заднее сиденье, и еще раз скользнув по дому горьким взглядом, села за руль.

Машина с визгом сорвалась с места и, стремительно набирая скорость, помчалась прочь.

Глава 22

Зараза. Твою мать! Злой, как тысяча демонов, следил взглядом за тем, как машина стремительно уносится прочь по тенистой аллее. С каждым метром, на который она отдалялась от дома, все сильнее сдавливали грудь стальные обручи с шипами.

Наконец синий автомобиль скрылся за поворотом, и в тот же миг внутренняя сила, сковывающая мышцы, отступила. Резко выдохнув, вскочил на ноги и метнулся на крыльцо.

Зачем? На этот вопрос Тимур не мог себе ответить сам.

Стоял, глядя в том направлении, где скрылась Василиса, кипел изнутри от злости, от раздирающего чувства вины, от тягучего страха. Потому что знал. Это предел. Бетонная стена, через которую не перебраться, не вернуться обратно на исходные позиции. Что бы между ними не было: нежное, светлое, трепетное, оно сгорело в черном пожаре его слов.

Всему есть предел и в этот раз они его достигли, сорвались на самое дно, разбиваясь на осколки.

Вспомнил ее глаза, наполненные отчаянием, нестерпимой болью и разочарованием. Там не осталось места прощению, пониманию. Там не осталось места ничему.

С размаху. На каменное дно. Вдребезги.

С силой ударил кулаком по деревянным перилам, не обращая внимания на боль.

Твою мать. Что же он наделал? Зачем надо было говорить эти жуткие слова? Эту ложь? Чего он хотел? Сделать ей больно? Показать, что она ничего не значила? Что использовал, устраивая себе комфортную жизнь? Молодец. Сделал.

Справился на отлично.

Мать твою.

Чувствовал, что время утекает сквозь пальцы. Что каждую секунду, проведенную не вместе, отмирает что-то важное, гаснет крупица того, что между ними было.