Надо к ней. Обнять, прижать к себе, стирая горькие слезы с лица. Прижать так, чтобы чувствовала, как бьется сердце только для нее. Объяснить, как угодно, даже если не захочет слушать, что все эти слова ничего не значили. Злые, бессмысленные, произнесенные только для того, чтобы ранить, сделать так же больно, как и ему самому.
Черт! Черт! Черт!
Кретин.
Васька не простит, потому что сама достигла того самого пресловутого предела.
Он это знал, чувствовал каждым миллиметром кожи.
Ударил по перилам еще раз, и еще. Хотелось разворотить все вокруг. Выдрать с корнем деревянные балясины, разрушить, сломать.
Яростный крик разорвал тишину, спугнув со своих насиженных мест одиноких птиц, эхом пронесся по верхушкам деревьев.
Надо к ней, а он не мог отойти от дома. Триста метров, и все. Очередной предел, за который невозможно выйти.
Бесился от бессилия, как волк, пойманный в клетку, сдирающий зубы о металлические прутья.
Еще никогда до этого момента так остро не ощущал рабские оковы. Когда время кончается, когда каждый упущенный миг равен целой жизни. Когда надо действовать, а он на привязи, давится своим бессилием, невозможностью исправить собственные ошибки.
Тяжело опустился на верхнюю ступень, уперевшись локтями на колени, отчаянно, не сдерживая шумного дыхания, потер лицо.
Хоть все рвалось вперед, к решительным действиям, он не мог сделать ровным счетом ничего. Узник этого дома, заложник превратностей судьбы.
Оставалось только ждать, когда Васька успокоится и вернется. А потом пытаться вернуть хоть что-то.
Только возможность исправить урон, нанесенный неосмотрительными жестокими словами, таяла с каждым мигом.
И он это знал.
И ничего не мог с этим поделать.
Сколько Тимур просидел на крыльце, не отрывая взгляда от сумрачной аллеи, не известно. Ждал, каждый миг надеясь, что именно сейчас из-за поворота вывернет синяя машина, и Васька вернется. Зайдет домой собранная, отрешенная, старательно отводящая взгляд в сторону. Им предстоял серьезный разговор, сложный. Мысленно он уже тысячу раз его проиграл в голове, подбирая нужные слова.
Какой же все-таки кретин! Почему до этого не мог включить голову? Зачем надо было кидаться в крайность, крушить все на своем пути?
А самое поганое во всей этой ситуации было то, что он сам ей поверил, что до мозга, одурманенного сомнениями, наконец дошло, что Василиса не врала, говорила правду. Она действительно была с ним. Не с мечтами о прошлом, не со своими иллюзиями, а именно с ним! Потому что любила. В глазах увидел, в той боли, что там отражалась после его слов.
Жестокая ирония судьбы. Чтобы понять очевидное, ему потребовалось все разрушить до самого основания.
Пришел в себя только когда передернуло от холода, пробежавшего вдоль позвоночника.
Будто вынырнул на поверхность из темной трясины, выбрался из тех самых зыбучих песков, что их погубили.
На улице стояла ночь. Усталые потускневшие листья грустно шумели на ветру. Воздух уже был прохладен, как это всегда бывает вначале осени, когда последние солнечные теплые деньки сменяются холодными ночами. Одинокий фонарь над крыльцом тускло освещал подъезд к дому.
И вокруг никого. Щемящее чувство одиночества.
Даже звезд на небе не было, лишь хмурое небо, затянутое тусклой мглой.
Она так и не приехала.
С трудом поднялся на ноги: мышцы затекли, одеревенели, словно его удерживало на этом месте нерушимым приказом. Неприятно подрагивали, когда несколько раз потянулся, разворачиваясь всем корпусом.
Еще раз бросив мрачный взгляд в сторону укрытой сумраком аллеи, Тимур вернулся в дом. Пройдя несколько шагов по гостиной, остановился, почувствовав, как под ногами хрустят осколки. Небесно-голубые, прозрачные, они напомнили о слезах, катящихся по ее щекам.
Поморщился как от боли, выдохнул, стремясь успокоить дрожь в груди и начал убирать последствия своего безумия.
Зря разбил статуэтку. Красивая вещь была, действительно дорогая сердцу память о прошлом. А он ее безжалостно швырнул об стену, уничтожил. И не только статуэтку, а их с Васькой. Обоих. Так неосмотрительно. Так бессмысленно и безжалостно.
Аппетита не было. Что-то перехватил, даже не разобравшись что именно, не почувствовав вкуса, и вернулся в гостиную, сел на диван, который так любила Васька в бытность корсета, и приготовился ждать. Сколько потребуется. Хоть всю ночь.
Хотя уже знал, что сегодня она не вернется.
Утро встретило изнуряющей головной болью, пульсирующей в висках, отдающей в основание черепа. Через силу открыв глаза, осмотрелся вокруг, не сразу сообразив где находится.
По мере того как просыпался мозг, всплывали воспоминания о вчерашнем дне, закончившемся катастрофой.
— Проклятье, — простонал, прикрывая лицо рукой.
Где-то внутри кольнула шальная мысль. Вдруг она вернулась? Тихо прошмыгнула мимо него и теперь спит в своей комнате.
Ну а вдруг!
Рывком поднялся на ноги и быстрым шагом направился к ее дверям. Распахнул, заглянув внутрь, чувствуя как разочарование разливается по венам. Пусто. Не вернулась. Осталась ночевать в городе. Может у Таисии, может у кого другого.