Жажда

– Полагаю, это было Машино дело. Конечно, в редакции не знали, откуда у меня появляются сведения, но это уже мой профессиональный секрет.

– Простите за бестактность, господин Рудлов, но я должен уточнить один момент.

– Прошу вас.

– Вы состояли с Марией Журавкиной в интимных отношениях?

Журналист приподнял брови.

– Помилуйте! Нет, конечно! У нас совершенно разное общественное положение.

– Что не мешало вам дружить.

– В пределах разумного. И вообще, это другое.

– А как вам кажется, могли у нее быть на вас… планы в этом отношении?

– Вполне возможно, – ответил Рудлов. – Сами знаете, что за народ эти горничные. От них можно всего ожидать. Но я никогда не давал ей повода. Видите ли, у меня есть в Пскове невеста, она вдова, и я собираюсь жениться на ней осенью. Хорошее приданое возьму, между прочим. Маша об этом не знала, но не потому, что я скрывал свои планы именно от нее. Просто не считал необходимым с кем-то делиться – в конце концов, это мое личное дело, не правда ли?

– Совершенно с вами согласен, – сказал я. – Теперь другой вопрос. В день своей смерти Мария должна была прийти к вам?

Журналист побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Этот вопрос явно не доставил ему удовольствия.

– Видите ли, я получил от нее утром записку. Она сообщила, что узнала какую-то сногсшибательную новость, и хотела вечером мне ее рассказать.

– Вы говорили об этом полиции? – Я взглянул на Армилова.

Тот нахмурился.

– Нет, – Рудлов пожал плечами с показным спокойствием, но глаза у него бегали. – Я не думал, что это может иметь значение. Кроме того, никто меня не спрашивал. А через два дня мне пришлось уехать в Псков, и вернулся я только недавно – после того как был потушен пожар.

– Понятно. И что было в той записке?

– Я могу вам ее показать, если хотите.

– Вы ее сохранили?

– Само собой, я же газетчик. Это профессиональная привычка – ничего не выбрасывать. – Рудлов поднялся и направился к двери. – Схожу в кабинет.

Когда он вышел, я повернулся к Мериме и полицмейстеру и спросил:

– Ну и что вы об этом думаете?

– Темнит этот щелкопер, – буркнул Армилов. – Никто его не спрашивал, видите ли!

– Полагаю, все так, как он говорит, – сказал доктор. – Но, не приди мы сегодня к нему, сам он не стал бы сообщать о знакомстве с этой горничной.

– Мог вообще не признаваться ни в чем.

– Он же не знал, что Мария скрывала их отношения.

– Что он вообще делает в Кленовой роще? Со своими-то амбициями.

– С этим как раз все ясно. Ждет свадьбы с богатой вдовой. Рассчитывает поправить финансовое положение. Думаю, своих денег у него совсем мало.

Вернулся Рудлов, держа в руке клочок бумаги.

– Вот, прошу вас. – Он протянул его мне.

Я разгладил на колене половинку листка, вырванного из тетради. Мериме и Армилов читали текст вместе со мной, заглядывая мне через плечо.

В записке говорилось следующее:

«Дорогой Евгений Степанович, несколько дней назад я узнала потрясающую новость. Никуда не уходите пятого числа вечером. Я приду и все вам расскажу.

Мария».

– Это все? – спросил я.

Рудлов кивнул.

– Она что-то узнала из разговора хозяйки, – сказал я.

– Может быть, и нет, – заметил Мериме.

– Что вы хотите сказать? – заинтересовался Рудлов.

– А? Нет, ничего, простите.

Я понял, что доктор просто не хочет отвечать газетчику.

– Кто доставил вам эту записку? – спросил я.

– Почтальон, конечно.

– Значит, это было письмо?

– Да, разумеется.

– Когда Мария его отправила?

– Не помню.

– У вас остался конверт?

– К сожалению, его я не сохранил, – Рудлов развел руками. – Сами понимаете, зачем он мне.

– А как же профессиональная привычка ничего не выбрасывать? – не без язвительности поинтересовался Армилов.

Рудлов нимало не смутился и ответил:

– Но не до такой же степени, господа! Если я стану оставлять все, то скоро утону в соре.

– Жаль, что вы не сохранили конверт, – сказал я, чтобы подвести итог этой бесплодной дискуссии.

– Но, полагаю, письмо было написано не позже третьего июля, – заявил вдруг репортер.

– Почему вы так думаете?

– Почту у нас разносят по четвергам. Письмо я получил в субботу, пятого числа.

– Ясно. Вы сами получили его? Видели почтальона? Он отдал вам конверт в руки?

Рудлов кивнул и сказал:

– Это был папаша Дивов. Ему уже шестьдесят восемь, а он до сих пор служит. Он застал меня в саду за утренним чаем и отдал письмо.

– Оно было запечатано?

– Разумеется.

– Следов того, что его вскрывали, вы не заметили?

– Специально я конверт не разглядывал, но в глаза мне ничего не бросилось.

Кажется, тема была исчерпана.

– Что ж, благодарю.

– Ну, что вы, не стоит. Я всегда готов оказать помощь властям.

Мы поднялись.

– Я вас провожу. Скажите, я могу рассчитывать на эксклюзивный материал, когда вы раскроете дело? – с надеждой спросил Рудлов, переводя взгляд с меня на Армилова.

– Это решать господину полицмейстеру, – ответил я.

У меня были сомнения относительно того, захочет ли Армилов делать хитрому репортеру такой подарок.

– Большое интервью! – не унимался Рудлов, заискивающе улыбаясь.

– Давайте не будем делить шкуру неубитого медведя, – сказал я уже на пороге. – Преступник пока на свободе.

– Да, конечно! Поговорим, когда придет время. Я понимаю!