– Надеюсь, государь, ты объявишь всему войску о продолжении наступления на Москву? – довольно небрежно предложил самозванцу Ружинский.
– Да, да, конечно. Как только вы, князь и гетман, сочтете нужным. Завтра?
– Да хоть завтра.
– Я прикажу канцлеру составить приказ.
Все, кроме самозванца, вышли из дома.
– Ух, как возгордился сей зарвавшийся холоп, – произнес Лисовский. – Москву-то мы возьмем, а вот насчет трона… Мы еще подумаем, кому его предложить.
Самозванец за дверью расслышал сказанное Лисовским.
– Погоди, дай мне силу взять под свою руку стрелецкие полки, пушечный двор и государственную казну, – пробормотал мстительно Лжедимитрий. – Я еще с вами сочтусь.
V
В июне отправлены были из Москвы к королю Сигизмунду посланники – князь Григорий Волконский и дьяк Андрей Иванов. Посланникам царь дал наказ объяснить недавние события и причину успеха первого самозванца. Они объясняли это шатанием в народе из-за несправедливостей и согрешений царя Бориса.
Когда же паны из сейма спросят, каким образом вор-расстрига был убит, указывалось послам говорить так:
«Изо всех городов Московского государства дворяне и всякие служилые люди съехались в столицу. И тогда царица Марфа, которую расстрига выдавал за свою мать, также бояре и многие люди всякого звания, и присутствовавший там же наш ныне великий государь Василий Иванович обличили вора-расстригу Гришку Отрепьева. И за те его злые богомерзкие дела осудя истинным судом, весь народ Московского государства его убил».
Король Сигизмунд или кто-то из сенаторов сейма удивлялись на эту несуразицу в объяснениях московских посланников:
– Как это весь народ может убить одного человека?
Еще при переезде польской границы полицейский пристав, задавая обычные вопросы о причинах приезда московитов и слушая их ответы, спокойно заявил посланникам Шуйского:
– Ваш царь Димитрий из Москвы убежал. Он жив, здоров и живет у сандомирской воеводши, панны Головинской, второй жены пана Юрия Мнишека.
– Это неправда, – рассерженно сказал приставу князь Волконский. – Когда убили вора-расстригу, убежал из Москвы один из его ближних, занимавшийся чернокнижием и не единожды битый за то кнутом в пытошной, злодей Михалко Молчанов. Он после погибели вора Гришки стал выдавать себя за царя Димитрия, то есть за Самозванца, оставшегося будто бы в живых.
– Ну уж не знаю, – пожал плечами польский пристав. – Я сам его не раз видел.
– Каков же он рожей и волосом?
– Ростом не мал, лицом смугл, брови черные нависают, глаза небольшие, темные. Волосы на голове черные курчеватые, усы черные, бороду стрижет, на щеке бородавка с волосами. По-польски говорит, грамоте польской горазд и по-латыни говорить умеет.
– Это вы, пан пристав, описали перед нами сподвижника расстриги – Михайлу Молчанова, он же стал тогда убийцей жены Годунова царицы Марии. А прежний вор Гришка Отрепьев ростом был невелик, лицом не смугл, волосом рус с рыжиной.
Принимали посланников Шуйского скверно. Простой люд повсюду в Литве – и по городам, и в посадах, и в панских имениях – бесчестил их, называл изменниками царю Димитрию, браня непристойными словами. В Минске следом за их каретой бежали со злобными криками. Бросали камни, хотели драться с охраной, а посланников грозили убить.
В Кракове король не только не пригласил дипломатов Шуйского к обеду, но и не прислал никакого возмещения – другого достойного их звания продовольствия. Что раньше полагалось по статусу.
На объяснение их в письменном виде всей истории с Самозванцем, король Сигизмунд при аудиенции пенял им:
– Во время убийства царя Димитрия, случились многие разбои и нападения на поляков, прибывших с ним. Резню поддержали те, кто захватил власть в Москве. А теперь многие люди разыскивают Димитрия, чтобы его поддержать и снова отправиться с ним к Москве.
– Но сие есть злодеи и нарушители договора, – с укоризной в голосе сказал Волконский. – А они имеют поддержку в Польше у знатных панов и князей, а не только у черни.
– Сами люди Московского государства делают у себя разруху и затевают войну, на нас же сваливают, – раздраженно заявил король. – Если государь ваш отпустит воеводу сандомирского с сыном и дочерью, так же как многих других польских и литовских людей, удерживаемых в Москве, то и мы ответим возвратом русских пленных.
Паны сейма возмущались тем, что появление «второго Лжедимитрия» Москва опять сваливает на них. Посланники грозили панам: мол, если король не остановит поддержку самозванцев со стороны поляков, то царь Василий пошлет на Ливонию королевича Густава[81]
и шведских рейтаров. Толку в этих переговорах было очень мало.Для Сигизмунда грознее был очередной рокош, а не королевич Густав. Он совсем не желал войны с новым московским царем, но не отказался бы от давно желаемого Смоленска, а также Пскова и Новгорода, которые обещал ему первый Димитрий.
После посещения в Звенигороде паном Борзковским знатных поляков, войско «царя Димитрия Ивановича» немедленно двинулось к Москве.