Жаждущие престола

Шуйский хватался за голову, падал перед иконой и молил о помощи Господа, Богоматерь и всех святых. Молил со слезами: «Что делать? Что делать, Господи? Спаси, сохрани и помилуй»… А тут принесли тяжкую весть: Псков… уже не южные северские города… оплот державы вместе с Новгородом на северо-западе… присягнул Вору-самозванцу. Новгород тоже ненадежен. А в самой Москве заговоры один за другим. Хватают изменников, головы рубят – да что толку.

Вот и послал навстречу Вору сильное войско. Во главе поставил молодого племянника Михайлу Скопина.

– Даю тебе, Михайлушка, полк Романова да полки князей Трубецкого, Троекурова, Катырева. Князья в прошлые разы неплохо себя показали. Думаю, сил достанет вам разбить воровское войско. Да самого самозванца бы пленить.

– Знаю, государь Василий Иванович, он, Вор-то, от Калуги идет прямиком на нас.

Вышло войско под главенством Скопина через Серпуховские ворота. Выйдя, послал Михайла Васильевич передовые дозоры. От князей Троекурова, Трубецкого, Катырева потребовал лазутчиков ему предоставить. Предоставили. Все прекрасно, все справно. Они ушли и не вернулись. Подозрительно. Пришел один. Плел, плел что-то невразумительное, а потом и покаялся.

Сказал, что князья Катырев, Трубецкой да Троекуров сговорились учинить измену. Хотят переметнуться к Вору вместе со своими помощниками, стрелецкими сотниками и со всеми полками. С ними, простыми-то ратниками, уже разговоры велись. Большинство согласилось изменить Шуйскому.

«Да, ну и князья, ну и воеводы русские… – думал, едва сдерживая возмущение, Михайла Скопин, главнокамандующий. – До какого позора можно дойти, ежели мыслишь только о своем чванстве, своем богатстве… И главное для тебя не отчина, не Москва, не народ православный, а брюхо, честолюбие, корысть… Эх, Иуды Искариотские… Ну ладно, не нравится вам Василий Иванович Шуйский… И впрямь он не мед. Сам на Самозванца греб, когда хотел Годунова сбросить, на его место залезть. А потом устроил заговор на Лжедимитрия и его убил. Сам стал царем, – только не нравится дядя ни мизинным, рваным да голодным людишкам, ни вятшим, знатным да богатым… Предают изменники свою столицу, свои златоглавые церкви, своего ими же избранного да коронованного государя. Им теперь подавай “царя Димитрия Ивановича”, хотя знают все князья и бояре, что никакой он не “Димитрий”, ни сын Ивана Грозного и даже не Гришка Отрепьев, расстрига, самозванец и лжец, хотя человек был неглупый и поворотливый, – может, хотел добра сделать больше на Москве – да куда там, связался с поляками, с литвой, с католиками-иезуитами – с исконными врагами… И в других многих городах царства Московского воеводы – те же князья да бояре, да дворяне из старых служилых родов присягают Вору, как истинному государю… Будто не видят: в войске у него больше половины поляки, литва, казачье безжалостное… Им русских людей резать, грабить, убивать да насиловать, русскую кровь лить – что воду… А простой народ доверчив, темен, беспонятлив да беспамятен… Ежели ему нынче плохо – надобно царя менять на “справедливого”, “истинного”, будто бы пройдоха им двери райские отворит да жизнь безмятежную устроит…»

Наутро вызвал Катырева, Трубецкого, Троекурова в свой шатер. Резко, холодно сказал об их измене. Не обращая внимания на оправдательные восклицания и кудахтанья, пояснил:

– Ваши уговоры подслушаны, ратники опрошены. – И своим стрельцам: – За караул их немедля. К царю, к думцам, на расследование.

Князей и их приближенных разоружили. Кто хотел сопротивляться, связали. Окружили отрядом верных стрельцов и повезли в Москву – к дыбе, кнутам, огню. К плахе посреди Красной площади.

Михайла Скопин написал царю грамоту. В ней указал вину князей-изменников. Присовокупил: «Отправляю их к тебе для розыску вместе с их сообщниками. А Вор, по сведениям лазутчиков, идет на Москву. Полагаю, хотят ударить на нас: Вор – от Звенигорода, Лисовский – от Коломны. Жду твоего указания, государь».

В Москве заговорщиков пытали, вину подтвердили. Дума сначала приговорила всех к топору. Но Шуйский сказал, кряхтя:

– У князей-то родственников в Москве полным-полно. Потом подлостей от них не оберешься. А прочих казнить.

Предложил знатных разослать в дальние города по тюрьмам, незнатным отрубить головы. Дума, конечно, с царем согласилась. Покивали горлатными шапками, пошевелили длинными бородами – с кем греха не бывает. Вон самого нынешнего государя Василия Ивановича Шуйского трижды на плаху клали. Еще при Иване Грозном, при Годунове и при Самозванце. И все три раза в последнюю минуту удавалось ему выскользнуть из-под топора. Знать, судьба его была воссесть на царский престол.

– А войско со Скопиным-Шуйским и Романовым возвернуть. Какое уж сражение, когда полвойска согласны передаться Вору. Надо новое собирать да перелопачивать.

– Да, да, право слово, государь, Скопина возвернуть! – открыл гортань громогласно и вылупил глаза Дмитрий Шуйский, отчаянно боявшийся, что молодой удачливый племянник разобьет Вора и падет на него свет воинской славы.

А по Москве в народных толпах слышалось: