Жаждущие престола

– Если б он не был настоящим Митрием, то князья и бояре, што к нему отъехали, небось воротились ба… Значит, он и есть истинный, тот же самый.

– Да што ж нам-то? Ведь князья да бояре перебили тута по всей Москве поляков. И его самого, Митрия-то, хотели убить. Да не вышло, убег он от них. А теперь вот внове идет и опять с ляхами своими. Придет – разберется: кто перед ним виноват.

– Ну, мы-то об всем таком ничего не знали.

– Мне один праведный муж толковый баил: он ведун, по глазам узнает, кто виновен, кто нет.

– Ахти мне! Никогда нельзя мне ему показываться! Я этим самым ножом зарезал пятерых поляков, ей-ей…

Не встречая по-прежнему ни малейшего сопротивления, войско Лжедимитрия приблизилось к столице и остановилось над Москвой-рекой.

– Я думаю, Ваше Величество, – обратился к «царю» канцлер Валавский, – следовало бы перейти реку и перекрыть дорогу на север. По ней, если учитывать сведения разведчиков, в Москву привозят продовольствие, а также подходят ратные люди из незанятых городов.

– Что ж, если есть веские причины, пожалуй, так и сделаем. Вот перед нами Москва, моя столица. Теперь мне остается восстановить справедливость, изгнав старую лису Шуйского, и сесть на престол.

Князь Ружинский скривил губы в иронической усмешке.

– Сначала нужно разгромить семидесятитысячную армию, которая стоит на Пресне. Кстати, у них там, кажется, хватает пушек с картечью.

Войско Лжедимитрия переместилось в Тайнинское. Но из этого места очень легко было сбежать в Москву. Кто-то среди русских отрядов решил так и поступить. Несколько человек стали пробираться к Москве, но были пойманы на постах сторожами.

Утром беглецов приволокли к «царю».

– Хотели сообщить о расположении моих войск воеводам Шуйского? Всех казнить. Сколько их? Десять? Пятерым головы долой. Пятерых-зачинщиков – посадить на кол, чтобы другим неповадно было. Кто у нас умельцы сажать на кол? Запорожцы? Литовцы? Ах, все-таки поляки… Ну да, они привыкли усаживать на колы восставших хлопов в Украйне.

– Что-то уж слишком жестоко, Ваше Величество, вы начинаете свой «въезд во Иерусалим», – заметил князь Вишневецкий, может быть, вспомнивший про своего деда-запорожца.

– Ничего, пусть привыкают, – сказал, фыркая, Лжедимитрий.

Вопли усаживаемых на колы, кажется, вызывали у него приятные ощущения.

– Разве вы не знаете, что московиты особенно жестоки к своим соплеменникам? – спросил князя гетман (его теперь чаще называли так) Ружинский. – Это у них пошло то ли от татар, то ли после царствованья Ивана Грозного.

– Очень может быть, – почему-то печально сказал Вишневецкий.

Но в следующую ночь в Москву сбежало еще больше русских, перебив на пути сторожей-поляков, пытавшихся из схватить.

Придя в Тайнинское, Лжедимитрий перекрыл северную дорогу. А войско Шуйского перерезало обозные пути с юга.

– Что мы выиграли этим тяжеловесным перемещением? – язвительно осведомился у Вишневецкого гетман. – К нам нет поступлений продовольствия с юга.

Вишневецкий промолчал. За него ответил Валавский:

– Да, мы проиграли в маневре. Надо исправлять.

– А что ты думаешь, Иван Мартынович? – спросил «царь» Заруцкого.

– Гетман прав, здесь место во всех отношениях неудобное. Чтобы создать большой укрепленный табор, лучше всего село Тушино. Оно находится между реками Москвой и Сходней. Реки могут служить защитой от внезапного нападения. Также будут преградой для перебежчиков.

Войско Лжедимитрия перешло на землю между Москвой-рекой и Сходней, называвшуюся Тушино. Начали строить избы, подобие казарм, коновязи, хозяйственные постройки. Поставили шатры для знатных поляков и большой роскошный шатер из ткани с золотистым отливом для «царя Димитрия Ивановича». Задымились костры, забурлили походные котлы с похлебкой и кашей. По краю всей занятой войском земли установили пушки, повернутые жерлом к Москве.

Однажды показался всадник в окружении небольшого конного сопровождения. Это были явно поляки на сытых ухоженных конях, в летних кафтанах и изящных головных уборах европейского вида с дорогими перьями. Они переехали уложенный через Сходню наплавной мост. Спросили у примостной стражи, вооруженной алебардами и пищалями, – где найти гетмана Ружинского. Им указали деревянный дом, рядом с которым был установлен прапор, сиявший на солнце золоченым навершием. При входе в дом гусары с саблями у бедра, с пиками и пищалями.

Появился гусар более высокого чина, спросил, кого имеет честь видеть.

– Я посланник от королевских послов Доморацкий.

Через короткое время вышел гетман, кивнул приехавшему незнакомцу.

– Я посланник от… – снова начал поляк в легком кафтане.

– Я слышал ваше представление моему адъютанту. Что вы хотите мне сообщить, пан…

– Доморацкий.

– Кого вы представляете?

– Королевского посланника ясновельможного пана Гонсевского. Пан гетман, я довожу до вашего сведения, что между королем Польши Сигизмундом и царем Московского царства Василием Шуйским заключен договор, согласно которому…

– Но простите, пан Доморацкий, ко мне лично и ко всем начальствующим в этом войске польским панам уже обращались по поводу выполнения этого договора.