– Договор о мире между Речью Посполитой и Москвой заключен на три года одиннадцать месяцев. По заключении его все находящиеся здесь поляки должны покинуть Московское царство и вернуться за границу Речи Посполитой. Таким же путем будут освобождены все поляки, задержанные до этих пор. Уже отпущены, например, сандомирский воевода пан Юрий Мнишек с сыном и дочерью. Как и все польские полководцы, вы, пан гетман, должны немедленно увести всех поляков, пришедших с войском человека, названного Димитрием. В договоре твердо установлено следующее: Польша не должна вмешиваться во внутренние дела Русии.
– Это все, что вы хотите мне сообщить?
– Все, пан гетман.
– Тогда скажите послам, что я стою на пороге Москвы и не намерен терять город, который почти находится в моих руках. Вам ясно, пан Доморацкий? Вы говорите, что царь Шуйский отпустит всех поляков. А что будет нам? Нам, которые уже столько времени провели в сражениях и тревогах?
– Я думаю… – Доморацкий замялся и пожал плечами. – Я надеюсь, король оценит ваши военные действия по достоинству.
– Он уже оценил после рокоша лучших благороднейших рыцарей Польши и наградил нас изгнанием. А договор короля с Шуйским нас не касается. Мы будем продолжать войну.
Доморацкому пришлось удалиться ни с чем. Власть польского короля и сейма не распространялась на Тушинский табор.
А Ружинский отправился к «царскому» шатру и, заглянув в него, весело произнес:
– Государь, я пришел сообщить вам радостную весть.
– Какую, пан гетман?
– Ваша жена отпущена вместе с остальными Мнишеками – Юрием и Владиславом. Мы должны остановить ее на пути в Польшу, и она предстанет перед вами.
– О, я давно мечтал об этой встрече, – искусственно улыбаясь, заявил слегка побледневший «царь Димитрий».
– Но Шуйский наверняка отправил их с охраной. Надо послать наших людей, чтобы они разогнали охрану и освободили вашу жену… Ее зовут Марина?
– Д-да, – ответил «царь», еще сильней побледнев.
– Я пошлю Валавского и дам ему конный полк. Думаю, этого хватит. Дело стоит усилий, не только потому, что это ваша жена, государь. Прежде всего, она полячка знатного рода и, говорят, красавица. Наших гусар воодушевит ее присутствие.
Отправившись спать в избу, выделанную ему под опочивальню, самозванец беседовал с Рукиным.
– Что если эта стерва при всех скажет, что я не ее муж? Да там еще отец, который все дело устроил с тем, с прошлым Митькой… Может, поговорить с Будзило, чтобы он их убрал, а? Литвин, по-моему, мастак на такие дела.
– Ты совсем ополоумел? – взвился Рукин. – Да Будзило нас тут же выдаст. Все поляки, весь табор встанет на дыбы! Нас с тобой растерзают, как волки зайца…
– Ну хорошо, хорошо, не визжи. Что придумать-то?
– Прежде чем они появятся здесь, надо и ее, и Мнишека подготовить. Пообещай отцу тысяч триста, ведь их наверняка обобрали до нитки. Ну а ей скажи: ты снова станешь царицей. У тебя будет все: драгоценности, наряды, слуги… Я думаю, не устоит.
– А вдруг упрутся?
– Вот тогда и показать им – или соглашаются, или… – Рукин черканул себе большим пальцем по горлу.
– С другой стороны, приезд жены поднимет к нам уважение поляков. Она полька, да еще коронованная царица. А то некоторые паны-воеводы на меня что-то фыркать стали. Только бы Адам Вишневецкий не проболтался… или нарочно…
– Эх, надо было сразу, как он объявился, Будзилу натравить на него… Вот бы тут все и утихло…
– Опасно, ой опасно… Маленькая промашка – и нам не жить. Даже если бы Будзило согласился и сделал с Адамом-то, ну…
– Че «ну»?
– Он бы тогда нас с тобой на аркане держал, как жеребят. И никогда бы не отпустил. Пришлось бы его самого как-нибудь… А как?
– Надо поговорить с Вишневецким. Пойди к нему тихо, Сань, и все объясни. Ну, он человек умный, он найдет способ выйти из этой западни. Давай, тихонько прокрадись.
– Ох, боюся, что не выйдет… Давай сам…
– Тьфу, дурак! Я же царь… За каждым моим шагом следят.
Через полчаса Александр Рукин пробрался к шатру Вишневецкого и попросил его выслушать.
На другой день Вишневецкий оказался у палатки канцлера.
В тот же день Валавский собирался ехать на перехват кареты Мнишека. Гусары седлали коней. Поодаль с полковником о чем-то оживленно беседовал гетман Ружинский.
А рядом с паном Валавским, как всегда, нарядно одетым, румяным и свежевыбритым, стоял князь Адам Вишневецкий.
– Так вы все уяснили, пан Валавский, в чем ваша задача?
– Да, конечно, князь Адам. Но что я скажу не только царю, но и, например, гетману Ружинскому, воротившись без Мнишека?
– Скажете: не догнал, не успел.
– И что?
– Да ничего. Царь с виду расстроится, хотя в душе обрадуется. А Ружинский разозлится. Но мы это потом уладим. Главное, что вы, пан Валавский, останетесь канцлером.
VI
Гетман Ружинский предполагал вступить в Москву после решительного сражения.