Желанная недотрога

– Ах, вот и моя мачеха.

В голосе его послышалась издевка, но Данте не сделал ничего, чтобы поумерить свой сарказм, – в конце концов, только так он мог держать под контролем свои неожиданные чувства к девушке. Ему приходилось постоянно напоминать себе о том, что Миа разрушила его семью – как и то, что она запретный плод.

От него не ускользнул сердитый взгляд синих глаз Миа – и он отметил, что за последние два года не замечал проявлений ее характера. Миа же с трудом сдержала вспышку гнева – и смогла это сделать, лишь напомнив себе о том, что осталось пережить лишь этот день, и она будет свободна.

Ариана демонстративно повернулась спиной к мачехе, и Данте это заметил. Отметил он и то, какой бледной и одинокой казалась Миа, стоящая посреди холла, – и ему не понравилось то, что в душе его что‑то откликнулось ей навстречу. Предложив гостям пройти к машинам, он еще раз напомнил себе о том, что должен презирать молодую вдову своего отца.

Похороны Рафаэля Романо должны были быть пышными – в их фамильном отеле яблоку было негде упасть из‑за огромного количества приехавших проводить главу семейства в последний путь. Немало было и журналистов – хотя их не пускали на частные территории.

Миа, спустившись по каменным ступеням, с трудом заставила себя не смотреть на катафалк. Позади него стоял автомобиль, дверца которого была приоткрыта, – в этой машине должна была сидеть она. Внезапно ей захотелось повернуться и убежать обратно в дом.

Данте уже готов был сесть в машину, но, подняв глаза, заметил Миа, застывшую и молчаливую. От него не укрылось то, как безропотно и медленно она села в машину, – видно было, что она в шоке. Рядом с ней никого не было, и, несмотря на сказанное ранее, Данте ощутил жалость. Она единственная держалась особняком, и это лишь подчеркивало то, что она никогда так и не стала членом их семьи – ей не позволили.

Конечно, подумал он, иначе и не могло быть, ведь она наверняка вышла за отца по расчету – но вдруг между ними все же были какие‑то чувства? Перед глазами его встало лицо Миа, ее слезы, вспомнился ее напряженный голос, когда она говорила, что не хочет ехать одна…

– Я пойду сяду в машину Миа, – обратился Данте к близнецам и Элоа.

– О, прошу тебя, – закатила глаза Ариана. – С какой стати?

Но Данте не обратил внимания и не ответил. Выйдя из машины, он направился к Миа.

Она сидела, погруженная в свои мысли. Когда дверца автомобиля открылась, впустив холодный воздух, это застало ее врасплох. Повернув голову, Миа увидела Данте и едва не подпрыгнула от неожиданности.

– Я что‑то сделала не так?

– Нет, – отозвался он, садясь рядом. – Просто думаю, мы составим друг другу компанию в этот печальный день.

– Спасибо, – ответила Миа, поняв, что на время Данте готов объявить перемирие. Она даже была благодарна ему за его присутствие – так ей было не столь страшно.

Процессия тронулась, и Данте заставил себя смотреть только вперед – он знал, что не вынесет слез присутствующих. Автомобили направились к конюшне. Увидев, что из стойла вывели Массимо, Данте непроизвольно сжал руки в кулаки. Старший конюх в черном костюме удерживал коня, а тот бил копытом в землю.

Следующим был дом управляющего – тот снял с головы черную шляпу и поклонился процессии. Далее катафалк поехал к виноградникам, при виде их Данте вспомнилось детство и лето, проводимое здесь, – беззаботные, счастливые времена. Закрыв глаза, он словно снова услышал последнюю беседу с отцом. Данте рассказал ему тогда о предстоящем собрании совета директоров и очередном скандале, в который он был вовлечен.

– Голову выше, – напомнил ему Рафаэль. – По крайней мере, ты не из рода Кастелло.

Кастелло принадлежала сеть ресторанов, весьма процветающих в Великобритании, – а их сыновья неразумно распоряжались семейным капиталом и были уличены в десятках интрижек с женщинами.

– Не позволяй совету диктовать тебе условия, – сказал отец. – У тебя всегда было свое видение, Данте, просто следуй своему чутью. Я горжусь тобой.

Медленно машины выехали к маковым полям, что обрамляли поместье, – в этот холодный январский день они были лишены привычного буйства красок – и миновали коттедж Роберто, адвоката отца. Тот стоял у двери, одетый в черное. Черным же платком он промокнул глаза, но Данте продолжал смотреть прямо перед собой. Он не мог плакать. Знал ли отец о предстоящей кончине, думалось ему, пока процессия медленно огибала поля, чтобы позволить всем присутствующим дойти до церкви. Наверняка он чувствовал, что скоро уйдет из жизни и что, возможно, не попадет домой.