Желтый караван

— Видишь, как быстро! — Дауане привстал. — Смотри! Сейчас ты их всех увидишь!

Морис видел Палец. Скала проплывала справа и под ними. Сверху она показалась короткой. На вершине — бугристая площадка.

— Вон твои бомби!

Во впадинах площадки белели какие-то волокна, палки и черепки, — как обломки рухнувшей хижины.

Вертолет проскочил, зашел слева и опустился.

Морис увидел кучи ребер и черепа.

— Никого не узнаешь? Они тебя ждут второй год! Поздоровайся, сикулуми![5]

Морис яростно тер веревку о подлокотник.

Вертолет завис. Охранник открыл люк.

Морис подтянул колени к животу, но не успел ударить пятками в спину Дауане — второй охранник хлестнул Мориса по животу.

Они перевалили его через спинку сиденья, просунули под мышки канат. Морис лягнул Дауане в бедро.

— Нет! — крикнул тот. — Не выйдет! Не бейте по голове, он должен еще подумать!

Ноги Мориса столкнули с краев люка. Глаза и уши ему забил ветер. Грудью и коленями Морис ударился о камни, а канат, раздирая рубашку, выскользнул из-под него.

Перевернувшись на спину, Морис увидел в черноте люка улыбку Дауане.

Вертолет взмыл. Морис сел и стал кричать вслед исчезающей в просторе стрекозе, пока она не стала точкой…

На самой вершине скалы, на кончике Пальца Бангопы, на круглой, изрытой площадке диаметром шагов в десять, лежали останки дюжины людей. У подножия скалы, на откосе белели кости еще двух или трех.

Морис перетер веревку о камень и пополз вдоль края. Гладкая, вертикальная стена. Метров тридцать пять гладкой стены. Без виды, на солнце он проживет двое суток, потом можно, как те трое, броситься вниз или лежать и умирать, как эти. Он понюхал свои руки. Запах окутывал площадку, несмотря на ветер. Над лапами хребта висели черные точки. Птицы соберутся сюда послезавтра, когда он не сможет шевелиться.

Несколько скелетов лежали рядом, остальные — беспорядочно, поперек. Часть костей оттащили и перепутали птицы. Кое-где шевелились клочья одежды. Видно, их сбрасывали сюда почти голыми. Шевелились волосы на черепах, куски выдубленной ветром кожи. Нити изодранных сухожилий оплетали кости.

Кто где? Джон, Генри, Кунгулило?

И есть ли такой бог, Дауане, чтобы сбросил и тебя на скалу? Или существует только этот Палец, указующий в небо?

Морис поднял кусок веревки. Ее все-таки щедро потратили, связывая ему руки. Больше метра. Тонкая веревка из капрона. Есть еще ремень — метр и сорок сантиметров с пряжкой. Из брюк и рубашки получится еще метра два.

Если падать на камни с десяти метров и выше — верная смерть на месте или в вельде, по которому нужно еще, искалеченному, проползти те двадцать пять километров до деревни коса.

Он сможет двигаться только до послезавтра. У него есть больше половины сегодняшнего дня, ночь и завтрашний день.

Время летело и сокращалось.

Ветер летел вокруг него. Солнце давило, и Морис сел в тень под острый камень на краю площадки — под обломанный Ноготь Бангопы. Через час или два короткая тень от Ногтя соскочит в пропасть. Морис снял рубашку и обмотал голову. Поднял истлевшую тряпку и проткнул в ней пальцем дыру.

Возле одного из черепов лежали очки. Морис их узнал. Один из черепов был прострелен. Им тоже связывали руки, но не всем.

Он стал ходить по останкам, оступаясь на них, и его тень, уже короткая, кривлялась на костях. Пустой вельд сиял вокруг, небо, только с одной стороны надрезанное хребтом, ждало всей необъятностью его отлетающую душу.

Он выпростал из-под тлена короткий кусок такой же, но желтой и жесткой веревки — сантиметров семьдесят. Подергал ее — пластмасса не тлеет так быстро. Стал разгребать и нашел еще пять почти таких же кусков и два маленьких.

Тогда они, сбившись в кучу, толклись на этом пятачке, голые и беспомощные, кричали, спорили, махали черными руками под бездонным небом — капля жизни, свисающая в небо с Пальца Бангопы. И всех их тряпок и веревок не могло хватить даже на треть высоты. Зеркальные стены скалы падали к подножию, и туда, до земли обетованной, было так же далеко, как до неба, куда улетали их души… оставались ноги, руки, позвоночники… кости…

Морис поднял бедренную кость Джона и измерил ее своим пальцем — сорок пять сантиметров. Короткие ноги были у Джона.

Конечно, они боялись смерти, хотя люди «Умконто» знают, на что идут. Но больше всего, может быть, они боялись, что никто на юге не узнает теперь о предательстве Дауане? И как же им хотелось вернуться на землю!..

Морис снял сандалию и стал грызть зубами подошву.

Это были довольно дорогие сандалии, купленные давно, но в хорошем магазине, у белого хозяина.

Он расковырял край, просунул палец в щель и расслоил подошву. Стальной супинатор оказался раз в пять шире, чем было нужно.

Но теперь Морис не сидел без дела.

Через час из ладони потекла кровь, но он сточил почти половину стальной пластинки.

Он уже хотел пить и старался двигаться мало, чтобы сильно не потеть. Решил не мочиться. Говорят, что если задерживать мочу, то она может всосаться обратно.

С одного конца супинатор стал теперь узким, как отвертка, другую сторону Морис обернул истлевшей тряпкой.