Желтый караван

— Ну, — обернулась она, — не кисни зря! Давай в новую жизнь!

— Что ж. Прощай?

Одиночество остающихся предстояло ему. Ненадолго. А тем, кто уходит первыми, конечно, легче, поэтому, наверное, она уже не расслышала его последнего вопроса и улыбалась в ожидании всего нового, что маячило за порогом.

ПАЛЕЦ БАНГОПЫ[1]

Дауане оказался с бородой. Морис сразу вспомнил ту его фотографию в «Гранме». Тогда он был без бороды и обезьяний подбородок вызывал недоверие. И не напрасно. И зубы у Дауане теперь были дорогие, нейлоновые.

— Ты действительно хочешь узнать, где они?

Морис не ответил.

— Хочешь! Ты для того и приполз! А я их тебе покажу! Их всех! — Дауане посмотрел на часы (золотые «SEIKO» на грязной, черной руке). — Через час, если сегодня будет бензин.

— Уведи, — махнул он негру в новеньком маскировочном комбинезоне.

Морис встал, не дожидаясь тычка. Вышел в коридор.

В бетонном каземате, где Морис уже провел два часа до приезда Дауане, негр кивнул на лавку. Связанные руки напомнили о себе — заныли. Морис встал у стены с наспех нацарапанными лозунгами: «Смерть СВАПО!»[2] и «Смерть Умконто!»[3]

— Быстро вы, подонки, расправились с нами, — усмехнулся Морис, — написать все можно…

— Еще ударить тебя? — перебил негр.

— Пить хочу! — сказал Морис.

— Зачем? — удивился негр, но снял с полки миску, поставил ее на лавку и налил воды. — Лакай!

Морис опустился на колени и стал пить из миски, как из реки.

— Еще!

— Зачем? — опять удивился негр. — Зачем пить покойнику? — пошутил он.

Негр вышел, а Морис лег на связанные руки, прижал их спиной, чтобы как-нибудь сместить и ослабить жгучие петли.

За бойницей снова стал слышен тонкий звук трущихся о стену песчинок. По вельду несло песок.

Морис не любил терять времени и всегда спешил. Время надо ловить и любить. Морис сместился к краю лавки и стал тереть веревку о край. Он уже тер ее так полчаса назад и знал место на веревке, где капрон чуть-чуть истерся…

Забухали башмаки.

— Поехали! — Дауане блеснул нейлоновыми зубами. — Есть бензин! Тебе повезло. Зря ты не прихватил парочку дружков. Жалко тратить, на тебя одного. Только по старой дружбе!

Он поднял Мориса за шиворот и вытолкнул в коридор.

Они вышли на белый от солнца двор. За оградой стоял вертолет.

— Во какой! — сказал Дауане.

Они пересекли двор и тонкие тени от изгороди.

Охранник втащил Мориса в люк, раскровенив ему плечо. Морис сел на сиденье. Влезли Дауане и второй охранник. Винт уже вращался, по стеклам неслись тени.

— Недалеко! — кричал Дауане сквозь гул.

Мориса вдавило в сиденье и повело вправо. Двор провалился и уплыл в сторону. За пыльным стеклом потек вельд и синий пунктир гор на горизонте. В вельде — стадо, словно дырявый платок с прозрачной тенью сбоку. По дороге на Кивимбу пылил автомобиль — блестящая точка с дымком.

— Там они все! — кричал Дауане. — Все твои бомби![4] Только они уже так много не говорят! Думают и молчат! — Охранник смеялся. — …хотя у них теперь хорошая трибуна, народные массы видят их издалека!..

Мелькнуло сухое русло и еще одно стадо. Дальше вельд превращался в пустыню. Черные пески и камни блестели, словно покрытые слюдой.

«На северо-восток, в горы», — понял Морис. Он не хотел терять времени и, чуть сместившись влево, стал искать скрученными пальцами штангу или металлическую окантовку сиденья. Один охранник сидел слева второй — впереди, рядом с пилотом и Дауане.

— Божьи коровки! — кричал Дауане. — Они улетают! Их души улетают с пальца в небо! — он поднял грязный палец. — Все ползут на кончик и улетают!

Прямо по курсу горы росли, и синева сходила с них.

«С пальца?» — Морис понял, куда они летят…

Это в самом деле было недалеко — километров сто от бункера…

С тех пор прошло пятнадцать или шестнадцать лет. Они были подростками. Летом ходили туда. Последняя деревня в предгорьях. Там жили коса и зулу вместе. А коса из их компании был из этой деревни. Они тогда прошли километров двадцать пять по безводному вельду и к вечеру на фоне заката увидели Палец. Ночевали у костра, а утром ходили смотреть на Палец вблизи. Коса называли его «Палец Бангопы», но по-зулусски, а тот парень рассказывал, что еще его называют «Палец Нтомбияпанси» — палец подземной девушки, а зулу — «Званиде», и одни говорят, что это палец девушки, спящей под землей, а другие, что это палец той самой ведьмы Званиде, которая преследовала людей в вельде, но длинный палец на ноге выдавал ее — он поднимал тучу пыли, видной издалека, и все прятались. Поэтому Званиде умерла от голода и окаменела. Только палец людоедки торчит из песка…

— Как божьи коровки! — кричал Дауане.

Тогда, на фоне заката, это было совсем не похоже на палец Званиде. На горизонте торчала из вельда каменная рука — три пологих бугра слева и длинная, тонкая, прямая скала метров в тридцать пять высотой. Обточенная песчаным ветром, гладкая, круглая…

Сейчас он увидел эту скалу тоже не похожей на палец — чуть кривая каменная палка среди гранитных останцев предгорья. Справа начинались могучие лапы главного хребта.

Морису показалось, что они летят в промежуток — между Пальцем и хребтом, но они свернули к скале.