Джулия и Мэри последовали за Анной. Тридцать человек, мужчины и женщины, а также два поваренка, девочка десяти лет и мальчик немного постарше, ждали их в зале. Джулия заметила, что кое-кто из слуг смотрит на них враждебно, лица же иных выражают лишь любопытство по поводу роялистской семьи, которая вскоре должна покинуть дом. Иные, казалось, готовы были рассмеяться, и только пуританская стыдливость сдерживала их. И мужчины и женщины были одеты в простую темно-зеленую одежду с накрахмаленными воротниками. Кроме того, женщины носили еще белые как снег, фартуки и такие же косынки, полностью скрывающие их волосы. Анна объяснила каждому, в чем будут заключаться их обязанности, после чего они приступили к переносу в дом ящиков с вещами Мейкписа, прибывшими сюда в фургоне.
Анна едва сдержалась, чтобы не заплакать, когда вместе с девушками вернулась в западное крыло дома.
— Я видела, что некоторые слуги презирают меня за то, что в доме нет управляющего. Есть среди них и такие, которые настроены к нам враждебно просто потому, что мы роялисты.
Внешне Сазерлей мало изменился после прибытия туда Мейкписа. Вся обстановка, кроме разве что занавески в спальне, устраивала его. Он лишь велел повесить свои гобелены, да портрет Кромвеля, которого Джулия считала уродом, заменил портрет королевы Елизаветы. Теперь изображение ее величества висело в гостиной Кэтрин.
Уокер также владел несколькими замечательными картинами, на которых были изображены сцены из Библии. Джулия видела две картины, когда их несли в спальню нового владельца усадьбы. На одной Давид смотрел на купающуюся Вирсавию, на другой — обнаженная Сусанна стояла перед старцами. Кэтрин не рассказывала Джулии об этих двух библейских женщинах, пока та не повзрослела. Мейкпис, будто древний пророк, велел бросить их занавеску в огонь, а сам держал у себя картины, изображавшие таких соблазнительных красавиц. Он — лицемер, решила Джулия.
Кэтрин стало немного лучше. Она уже узнавала тех, кто сидел возле ее кровати, и однажды, указав на служанку Мейкписа, убиравшую ее комнату, осведомилась, что это за женщина. Анна сама выбрала двух наиболее покладистых девушек для уборки апартаментов свекрови. Она предупредила их, что госпожа может задать им подобные вопросы.
— Я новенькая, мадам.
— Как тебя зовут? — спросила Кэтрин слабым голосом, возлегая на своих кружевных подушках.
— Елизавета, но все называют меня просто Бесс.
— Твое имя соответствует этому дому, Бесс, — улыбнулась Кэтрин и тотчас вновь забылась сном.
Она заговорила впервые после сердечного приступа, и Анна считала это обнадеживающим признаком. Она думала, что эта новость обрадует Мейкписа, к которому собиралась обратиться с новой просьбой, после того как получила ответы на свои письма от Кристофера и родственников, живущих в Стейнинге.
Кристофер сразу же начал действовать, как только узнал о бедственном положении своих друзей. Он немедленно отправился в Уайтхолл, где его в тот же день принял Кромвель. Вечером молодой человек отправил в Сазерлей письмо из Грэсхэм-колледжа, где обитал в то время. Новости были неутешительные: он не смог убедить лорда-протектора изменить свое решение. Роберт и Майкл обвинялись в государственной измене, что и обуславливало конфискацию Сазерлея, который переходил в руки преданного сторонника парламента.
— В любом случае, мистер Рен, — сказал Кромвель в конце беседы, — никакой джентльмен не станет забирать назад свой подарок.
Но Кристофер не хотел оставлять друзей в беде. Он написал своей сестре, которая волею судьбы оказалась в Оксфорде. Сюзанна приглашала Паллистеров к себе на неопределенный срок. Впоследствии, когда Кэтрин поправится, они смогут жить в хорошем доме по соседству, который можно будет снять, после того как Анна поймет, что Сюзанна и Уильям являются ее преданными друзьями. Та теплота и сострадание, которые чувствовались в письме Сюзанны, вызвали слезы на глазах Анны. Она посоветовалась с врачом, и тот сказал ей, что Кэтрин не перенесет такого продолжительного путешествия. Анна сообщила об этом Сюзанне, выразив ей также сердечную благодарность за приглашение.
Письма от родственников в Стейнинге пришли позднее, на двенадцатый день пребывания Уокера в Сазерлее. Их привез слуга одного из кузенов, так что не было сомнения в том, что они посовещались между собой, прежде чем написать Анне. Один кузен готов был принять Анну и Джулию, второй Мэри, при том условии, что она будет помогать вести хозяйство, а третий писал, что знает одну нуждающуюся вдову, которая смогла бы ухаживать за Кэтрин. Анна бросила все три письма в камин, что, несомненно, было глупостью с ее стороны, ибо слуга, привезший письма, видел, как она это делает. После того как он уехал с пустыми руками, она поняла, что сожгла не только письма, но и все мосты, соединяющие ее с родственниками.