Жена наверху

Мое сердце тяжело бьется в груди, стучит слишком быстро, слишком сильно. Теперь стынет и лицо, и мне вдруг становится страшно, что я не смогу открыть рот.

– Звонящий пытался разыскать кого-то, кто мог бы знать женщину по имени Хелен Бернс.

Джон быстро облизывает губы, а я злюсь на себя за то, что не могу контролировать свои эмоции: меня бесит, что он видит, как я напугана. Ненавижу показывать ему свою слабость. Но это имя…

Отвернувшись, я нащупываю дверь, не утруждаясь возней с брелоком, просто желая отпереть свою машину (машину Эдди, это машина Эдди, а не твоя) и убраться подальше от Джона.

– Я не знаю никого с таким именем, – продолжает он, подходя так близко, что задевает носком кроссовки заднюю часть моей туфли, и резина царапает мою лодыжку. – Но, судя по описанию, речь шла о тебе. Этой Хелен сейчас чуть за двадцать. Невысокого роста, каштановые волосы, карие глаза. Шрам на правой руке.

Я поворачиваюсь к Джону, зажатая между ним и машиной, нагретые на солнце металл и стекло обжигают спину.

– Что ты ему сказал?

Губы Джона расползаются в улыбке. Он уже не выглядит таким гнусным и жалким, как в день встречи с Эдди: на одежде нет пятен, волосы причесаны, и у меня возникает ужасное ощущение, что Джон неслучайно наткнулся на меня – он следил за мной, выслеживал всю дорогу до Веставии, потому что хотел застать врасплох и убедиться, что все пройдет по его плану. Мысль об этом почему-то пугает еще больше, чем все то жуткое дерьмо, которое Джон делал, когда я жила с ним под одной крышей. Он не должен присутствовать в моей новой жизни, должен остаться в прошлом навсегда, как и все, что произошло в Фениксе.

Джон специально медлит, секунды тянутся слишком долго; мой желудок сжимается, сердце колотится, я ненавижу его, ненавижу, ненавижу.

Наконец Джон пожимает плечами.

– Сказал, что ошиблись номером. Я не знаю никого с таким именем или подходящего под это описание.

На меня обрушивается облегчение такой силы, что даже больно, но вслед за ним приходит осознание – я теперь в долгу у Джона Риверса, – и вся сладость превращается в горечь на языке.

– Конечно, на самом деле он мне не поверил, – продолжает Джон, засовывая руки в карманы и покачиваясь на пятках. Ублюдок наслаждается ситуацией. – Оставил мне свой номер с просьбой перезвонить, если что-нибудь освежит мою память.

Глядя на меня сверху вниз, он ухмыляется.

– И знаешь, наша с тобой сегодняшняя встреча действительно освежила…

– Чего ты хочешь?

Огонек в глазах Джона слегка тускнеет – наверное, ему хочется продлить удовольствие, посмотреть, как я дергаюсь на крючке. Эдди унизил его передо мной, и теперь моя очередь страдать, это понятно. Я просто хочу выйти из этой ситуации, доставив ему как можно меньше удовольствия.

– Это из-за арендной платы? – продолжаю я, роясь в сумочке.

Там припасена пачка наличных – мои деньги, а не Эдди, – остатки сбережений, накопленных благодаря выгулу собак и продаже в ломбард краденых побрякушек. Деньги, которые я хранила на дне сумки и собиралась держать там вечно, потому что хотела, чтобы они напоминали мне о том, что осталось позади, потому что хотела быть женщиной, которая может просто иметь двести долларов в кошельке и даже не задумываться об этом, даже не тратить их.

Теперь я достаю эту пачку и сую Джону в руку.

– Держи. Вообще-то здесь больше, чем я должна была бы заплатить за те две недели, о которых заранее тебя не предупредила, так что теперь мы в расчете.

Джон смотрит на смятые купюры, моргает, а потом снова переводит взгляд на меня. Я не знаю, чего он хотел или ожидал получить в итоге. Может быть, он и сам не знает, но вряд ли Джона интересуют только деньги. Я чувствую, как он пытается вновь овладеть ситуацией, даже когда засовывает деньги в карман.

– Спасибо, – наконец произносит он, вновь улыбаясь. – И только представь себе, тут такое дело, моя память снова меня подводит. – Джон постукивает пальцем по голове. – Забавная штука – память. Видимо, воспоминания то приходят, то уходят.

Он, наверное, репетировал эту дурацкую реплику перед зеркалом, и в другой ситуации я бы подняла его на смех, но сейчас просто сажусь в машину и трясущимися руками вставляю ключ в замок зажигания. В зеркале заднего вида виднеется Джон, удаляющийся к своей машине; дождавшись, пока он скроется из виду, я опускаю голову на руль и делаю глубокие вдохи через нос.

Джону ничего не известно о Фениксе. Или о Хелен. Вся эта хрень произошла задолго до того, как мы с ним познакомились в приюте, поэтому, оказавшись в трудной ситуации, когда мне больше некуда было идти, я посчитала Джона безопасным вариантом. Или вполне безопасным. Но мне следовало помнить, что ни одно место, ни один человек никогда не будут безопасными вариантами. Кроме Эдди, напоминаю я себе. Эдди – надежный выбор. Торнфилд-Эстейтс – безопасное место. Теперь ты в безопасности.