Слова расплываются перед глазами. Без сомнения, меня сейчас стошнит, но я не могу этого допустить, не могу, потому что Беа Рочестер не осталась в том озере, не гниет, как сказал Трипп, она здесь, она живет прямо над моей головой, и… о боже мой.
Я выскакиваю из шкафа, мои ноги скользят по мраморному полу в коридоре. Адель поднимает глаза и резко лает, но я бегу к лестнице, сжимая книгу в руке.
Код такой же, как и на двери дома у озера.
Наверху тоже есть шкаф, поменьше, на который я даже не обращала внимания, потому что почти никогда не поднималась наверх, и о боже, о боже, эти удары, этот шум,
Руки дрожат так сильно, что у меня с трудом получается открыть панель в задней части шкафа, но я справляюсь и набираю цифры, отчасти не веря, что Беа окажется там. Что это может быть чертовски реально.
Жужжащий звук, щелчок, я толкаю дверь. Сначала я просто испытываю удивление, увидев, какая большая комната находится за дверью – как в гостиничном номере (ну почти), обставленном, уютном, несмотря на отсутствие естественного освещения. Большая кровать стоит в центре, а рядом с ней – женщина.
Теперь я точно уверена, что меня стошнит.
Беа Рочестер не утонула в ту ночь, когда погибла Бланш.
Беа Рочестер все это время была жива.
Беа Рочестер стоит прямо передо мной.
– Он дома? – спрашивает она.
У меня кружится голова, а желудок все еще бурлит.
Она сказала не
Я качаю головой.
– Н-нет. Он на работе, он…
– Неважно, – перебивает Беа и тянется ко мне.
После стольких часов, проведенных за разглядыванием ее фотографий, я не могу поверить своим глазам, увидев ее здесь, сейчас, передо мной. Возможно, именно поэтому я шагаю навстречу и беру ее за руки.
– Мы должны убраться отсюда до того, как он вернется, – говорит Беа.
Я киваю, произнеся:
– Трипп.
Она хмуро смотрит на меня, сбитая с толку.
– Что?
Я качаю головой, от шока мысли превратились в какое-то густое, липкое месиво.
– Я разговаривала с ним сегодня. Всего несколько часов назад, и он сказал, что был на озере в ту ночь, и что Эдди был на озере в ту ночь. Это был он, не так ли? Эдди убил Бланш. О боже мой.
Слова вырываются со стоном, и Беа хватает меня за плечи. Она меньше, чем я думала, но сильная, особенно для женщины, которая провела так много времени взаперти. Господи, взаперти. Запертой здесь.
Ее запер Эдди.
– Джейн! – зовет она.
Я представляю, как Эдди рассказывал ей обо мне, называл мое имя, и хочу закричать, но слышу другой звук.
Дверь шкафа открывается.
Часть X
Эдди
Эта единственная мысль крутилась у меня в голове в течение последних недель, и с этой же мыслью я паркуюсь в гараже, глушу двигатель и смотрю вперед через лобовое стекло. Триппа обвиняют в убийстве Бланш, Беа заперта наверху, а Джейн…
Проклятье, Джейн.
Вздохнув, я выхожу из машины и иду в дом. Уже поздно, погода дерьмовая, и я должен был прийти домой раньше, но специально тянул время в надежде, что Джейн ляжет спать. Я хотел поговорить с Беа. Беа придумала бы, как лучше поступить, как все исправить. Да, в прошлый раз я сорвался на нее из-за ее слов о том, что так не может продолжаться долго, но в то же время я понимал, что только Беа под силу вытащить нас из этой передряги.
Открыв входную дверь, я отмечаю, что в доме слишком тихо и холодно, особенно по сравнению с летней жарой на улице, но не придаю этому значения. И тут я вижу. Казалось, будто по дому прошел чертов торнадо. Как будто здесь проводили полицейский обыск.
Я даже не помню, как взлетел по лестнице. Опомнился, уже стоя у шкафа, открывая дверь. До меня не сразу доходит, что за картина открывается передо мной. Что двери уже распахнуты. Что Джейн внутри. Стоит передо мной рядом с Беа.
Это настолько похоже на кошмар или какую-то вызванную стрессом галлюцинацию, что я просто замираю, глядя на них. У Беа бледное лицо, у Джейн – почти серое, ее глаза кажутся огромными. И даже пока я смотрю на них, мой мозг пытается соображать, придумать объяснение, все исправить.
Слишком поздно я увидел, как Джейн тянется за серебряным ананасом, стоящим на столике у двери, – одной из тех безделушек производства «Сазерн-Мэнорс», принесенных мной сюда из других комнат, чтобы украсить помещение. Когда она замахивается на меня, а ее лицо искажается от страха и гнева, я осознаю свою ошибку.
Но Джейн тоже ошиблась.
Она промахивается и бьет слишком сильно; ананас врезается в мою щеку с таким хрустом, что я мгновенно чувствую, как ломаются зубы, рот заполняет кровь, и мир становится сплошной раскаленной добела болью.
Потом становится темно.
Мне следовало бы это предвидеть, черт возьми.