Женить чудовище

– У меня есть! – внезапно говорит Маша. – Оно у меня всегда с собой после того, как я чуть не умерла из-за рыбы.

Маша расстегивает маленькую розовую сумочку и вытаскивает оттуда какой-то пузырек. Меня захлестывает признательностью.

– Спасибо, Маш! Сейчас я накапаю лекарство в стакан. – Я шарю взглядом по покрывалу.

Василий выхватывает у Маши пузырек, откручивает крышечку и до того, как я успеваю ознакомиться с этикеткой, опрокидывает в рот неведомую микстуру прямо из горлышка.

Я невольно хватаюсь за сердце. Надеюсь, Маша не перепутала свое лекарство с какой-нибудь жидкостью для снятия лака?

Глава 21

Несколько минут мы стоим, обступив Василия, в полном молчании. А потом он пытается нам улыбнуться, но получается не очень.

– Пойдемте домой, а? – просит Паша, нервно озираясь.

– Пойдемте, – соглашаюсь я.

Василий неуверенно поднимается с покрывала. Вид у него не особо бодрый, взгляд странный. Интересно, подействует ли лекарство?

Я быстро собираю покрывало и контейнеры, запихиваю их обратно в сумку. Маша и Паша ждут на безопасном расстоянии – боятся нового нашествия ос.

– Можете идти? – с тревогой спрашиваю я Василия.

Он кивает, пытается двинуть той дорогой, которой мы пришли, но я его останавливаю.

– Кажется, тут другая тропинка, – виновато признаю я. – Вы были правы, когда советовали пойти левей.

– Угу.

Василий разворачивается, неудачно оступается. Я хватаю его за плечо.

– Если вам тяжело идти, обопритесь на меня.

– Мне нормально, – бурчит он. – Давай сумку понесу.

– Я сама.

– Танчик, я не пойму: тебе нравится со мной спорить? – Он силой отбирает у меня сумку и легонько шлепает меня ею по попе. – Видишь, человеку плохо – и все равно препираешься.

– По-моему, вам уже лучше, – парирую я. – Силы на ворчанье уже появились.

– Нет, ну непрошибаемая просто! – Он машет на меня рукой, вешает сумку на плечо.

Я начинаю уже меньше бояться за его здоровье: такого вредину, по идее, даже яды брать не должны.

Мы снова выстраиваемся в рядок и топаем по тропинке. Идти по ней существенно легче: не мешают ни ветки, ни трава. Уже через пару минут виден мой дом.

***

Когда мы оказываемся у меня, Василий падает на диван, а дети принимаются его лечить. Оказывается, они взяли с собой игрушки, среди которых есть чемоданчик доктора. Сначала Маша и Паша по очереди слушают Василия стетоскопом и измеряют ему температуру, потом делают ему воображаемые уколы и капельницы. Василий выносит все стойко, наверное, потому, что сил сопротивляться у него просто нет.

В какой-то момент он вообще засыпает. Заметив это, я увожу детей на кухню и вручаю им раскраски. Паша и Маша, видимо, устали от впечатлений, потому сегодня они непривычно тихие. Время летит незаметно.

В половине пятого приезжает Соня: ее заела совесть, и подруга все же улизнула с работы пораньше. Пока дети наперебой рассказывают ей о наших злоключениях, Соня вручает мне целый торт.

– Ого, какой большой, я его одна месяц есть буду, и все равно останется, – говорю я. – Давайте все вместе с ним чай попьем?

Соня украдкой вздыхает, с грустью косится на торт.

– Нет, мы лучше поедем уже, – отвечает она. – Не хочу твоего бесить.

– Моего?

Соня кивает на туфли Кузнецова, стоящие посреди прихожей.

– Да это заказчик мой, – пытаюсь объяснить я. – Нет у нас с ним ничего.

Она смотрит недоверчиво, потом переходит на шепот:

– Ну раз нет, значит, будет. Тогда тем более не хочу вам мешать, Танюш.

Я прямо зверею:

– Соня, ты за кого меня принимаешь? Я с заказчиками не сплю.

– Пожалеешь потом, если упустишь такого классного мужика! – шипит Соня, а потом нормальным голосом велит детям собирать свои вещи и обуваться.

– Подождите! – прошу я.

Метнувшись на кухню, отрезаю внушительный кусок торта и перекладываю его в контейнер. Мне ведь и правда одной такой большой торт не съесть. Вернувшись в прихожую, я вручаю контейнер Паше. Он заглядывает через прозрачную стенку внутрь и прямо веселеет.

– С Машей поделись, – напутствую я, после чего Соня и дети сразу уходят.

Я приоткрываю дверь в комнату, заглядываю в щель. Василий лежит в той же позе, в которой я его оставила, уводя детей. Ой, а вдруг он того… холодный там уже?

По-настоящему испугавшись, я на цыпочках подхожу к дивану, присматриваюсь к Василию. Вид у него лучше, чем был раньше. Припухлости почти спали, но лицо кажется мне подозрительно бледным. Он дышит вообще? Я изо всех сил напрягаю слух, но не могу уловить ни звука.

Присев рядом с Василием, я бестолково таращусь на него. Он лежит на боку, расплющив лицо по подушке. Выражение лица у него как у уставшего обиженного мальчишки. Но все-таки он дышит, и это не может не радовать.

Я осторожно касаюсь его лба ладонью. Прохладный. Вот только непонятно: это хорошо или плохо? Надо было мне все-таки позвонить в поликлинику и вызвать врача. Я предлагала это Василию, когда мы пришли с реки, но он отказался, сказал, что ему достаточно просто полежать, и он будет как огурчик.

М-да, лежит он уже долго и даже на овощ похож, но явно не на огурец.