Есть еще одна теория, что самки и самцы начали взаимодействовать, чтобы защитить своих грудных детей от самцов, склонных к детоубийству. Фактически, такие взаимодействия наблюдаются у наших ближайших родственников приматов – шимпанзе – которые живут группами, состоящими из нескольких самцов и нескольких самок, без образования пар и практически без отцовской заботы. Недавнее исследование показало, что, в отличие от устаревших данных, самцы все же оказывают своему потомству минимальную заботу в виде защиты. Они больше общаются со своими младенцами и матерями этих младенцев, чем с неродственными потомками, но только тогда, когда риск детоубийства высок, то есть в первые один-два года жизни детеныша. Этот минимальный объем отцовской заботы (больше самцы шимпанзе никак не участвуют) может объяснить, почему детоубийство не так широко распространено среди этого вида. В человеческом роду ассоциации мать-отец, которые первоначально существовали для защиты младенцев от самцов-детоубийц, возможно, затем переросли в долгосрочные связи и более высокий уровень заботы со стороны отцов, что в конечном итоге искоренило детоубийство – эта черта отсутствует у всех приматов с парным типом поведения и высоким уровнем отцовской заботы. Как именно и когда это произошло, какие еще факторы при этом были задействованы, остается неясным.
По какой бы причине ни развились формирование пары и отцовская забота у людей изначально, нет никаких сомнений, что эти черты полностью изменили правила игры для человеческого вида. Увеличение вклада отцов способствовало сокращению интервалов между появлением детей, удлинению детства и увеличению мозга, что усложнило наш вид с социальной, интеллектуальной и культурной точек зрения. Для наших предков женского пола прекращение детоубийства и вовлечение мужчин в семейную жизнь было финальной эволюционной хитростью, способствующей увеличению репродуктивного успеха. Но это новое семейное устройство повлияло не только на репродукцию самок, оно имело далеко идущие последствия и привело к успеху вида в целом.
Вернемся к теме современного материнства. Как эволюционные хитрости, которые мы обсудили, помогают нам интерпретировать наш собственный опыт – каково это, быть матерью и быть ребенком? Что все это означает для мамы, вовлеченной в конфликт?
Что касается меня, когда дети будят в три часа ночи из-за кошмара, стучат друг на друга или постоянно жалуются на что-то обыденное, я стараюсь напоминать себе, что такое поведение развивалось совсем при других условиях, когда стоял вопрос жизни и смерти. Иррациональные страхи детей – боязнь темноты, монстров или того, что их забудут в детском саду, – являются пережитками того времени, когда темнота была опасной, потому что в ней могли скрываться страшные существа, и оказаться брошенным было более чем реально. Постоянное соперничество между братьями и сестрами (постоянное явление в моем доме) существует во многом потому, что в прошлом дети, получившие от родителей больше ресурсов (а ресурсы в то время были ограничены) прожили достаточно долго, чтобы стать нашими предками. Тем не менее пересекающиеся генетические интересы моих детей должны способствовать установлению тесного сотрудничества… осталось придумать, как их к этому склонить.
Более того, хотя я не подвергаю сомнению свои материнские чувства, меня часто мучает чувство вины, если я ставлю свои потребности и желания на первое место. В этих случаях я напоминаю себе, что на протяжении сотен миллионов лет матери-млекопитающие постоянно балансировали между потребностями в уходе за своим телом и потребностями детей. Успешные матери в прошлом не были бесконечно заботливыми и безоговорочно самоотверженными – они были гибкими стратегами, оценивающими постоянно меняющиеся условия и принимающими решения, которые были для них наиболее выгодными. Как утверждает Хрди, наше чувство вины существует отчасти из-за взглядов общества на материнство, которые сами по себе подкрепляют эволюционный конфликт между женщинами и мужчинами. С момента появления разделения полов матери и отцы находятся в постоянном конфликте в отношении того, кто и в каком объеме должен выполнять работу по уходу за детьми, а завышенные ожидания общества в отношении самоотверженности матерей отражают некоторые из недавних столкновений в этом продолжающемся конфликте. Когда я чувствую вину за то, что перекладывают на мужа часть обязанностей по уходу за детьми, я напоминаю себе, что у людей так и должно быть, ведь человеческий вид не стал бы тем, чем он является, если бы не отцовская забота. И хотя мне нравится подкидывать мужу сложные задачки, на самом деле он потрясающий отец, полностью разделяющий ответственность за воспитание наших четверых детей. Это он расправляется с последствиями большинства ночных кошмаров. Возвращаясь к метафоре из моего любимого древнегреческого мифа, можно сказать, что у нашего вида мать и отец объединились, чтобы
Глава 8
В болезни и здравии