Читаем Женщина в дюнах полностью

Посетители входили, высматривали своих, подходили, обнимались, целовались, словно разлука была долгой. При тусклом свете ламп, всхлипах металлических монстров в облаках дурманящих ароматов, томной интимности приглушенных голосов, происходящее походило на таинственный кофейный ритуал.

И вот уже вместо красной крови по венам сайгонцев текла родственная горячая кофейная жижа.

Примелькавшиеся лица были узнаваемы повсюду: «Слушай, а я тебя знаю…, – Сайгон?».

В основном здесь тусовалась молодежь и, конечно, не всегда она взбадривалась одним кофе, можно было лицезреть и не совсем приятную картину: выноса тела в состоянии куклы из папье-маше.

Однажды, наблюдая в окно за прохожими, я увидела, как на Владимирском проспекте припарковался красный «Кабриолет» с откидным верхом, из него выпорхнула молодежь в разноцветном оперении, через секунду оказавшаяся за моим столиком. Они необычно выглядели не только из-за фирменной одежды: притягивали взгляд их яркие, чересчур оживленные лица и необыкновенной красоты искусственные цветы, приколотые на груди. Я не смогла скрыть своего восхищения цветком мака, алеющим на лацкане клетчатого пиджака черноглазого юноши.

– Я так люблю маки! – не удержавшись, с чувством, произнесла я.

– Это и мой любимый цветок, – откликнулся с улыбкой юноша, и добавил, – он дарит счастье.

– Счастье, а какое оно?

– Оно радужное, – мечтательно заключил он.

И только тогда я поняла, что все они наркоманы.


Этой забегаловки давно уже нет, лет тридцать, но еще лет пятнадцать назад, спеша по своим делам по Невскому проспекту, и совсем не интересуясь прохожими, я вдруг останавливалась, как вкопанная: мой рассеянный взгляд, словно проснувшись, выхватывал из толпы странных дам, резко отличавшихся от основной публики, одетых не по возрасту, да и не по нынешней моде, дам застывшего возраста: в яркой одежде хиппи, с длинными распущенными волосами, с глазами, широко распахнутыми своему внутреннему миру, остановившими время, в них я узнавала бывших посетительниц Сайгона.

Мужчин не узнавала: они с годами сильно меняются.

Почти забытый Баку

Баку конца восьмидесятых еще пахнет пряностями: их аромат витает в воздухе и ублажает наше обоняние. На прибрежной части старого города, в месте, где берет свой разбег ввысь Девичья башня, расположились лотки с восточными сладостями. Продавцы, а по-совместительству – зазывалы, не пропускают без внимания ни одну проходящую мимо женщину, щедро расточая искусные, чисто восточные, сладкие, как сахарная пудра, и такие же быстро тающие в воздухе, комплименты.

За всю свою жизнь я не слышала в свой адрес, как и большинство мимо проходящих туристок, столь витиеватых восточных песен любви. Такую сладострастную речь можно услышать только из уст восточного человека. Когда ты молода и красива, пусть даже не совсем красива, но молода, восточный мужчина всегда найдет те самые убедительные слова, чтобы ты не только поверила в свою небесную красоту, но и ощутила ее.

Как-то английская журналистка, побывав в другой, но не менее яркой и сладкозвучной стране – Армении, ничего не нашла более достойного из своих впечатлений от страны и народе, как написать: «Армяне – это мужчины, которые щиплют женщин в лифте». А что, может это было у нее самое яркое впечатление от местных мужчин, но думаю, что она намеренно умолчала о более весомых их достоинствах.

Конец апреля в Баку не по-весеннему жаркий, солнце на ясном небе еще не раскалилось добела, но уже напоминает раскрасневшийся медный таз с кипящим в нем вареньем.

В разгар дня площади и улицы Баку даже в рабочие дни переполнены мужчинами в темной закрытой одежде и теплых меховых шапках. Коротающие время в неторопливых беседах, они похожи на черных воронов, сбившихся в стаи, и кажется, что какая-то из этих стай вот-вот взлетит, расправив крылья.

Открытые террасы летних чайных также заполнены только мужчинами, они держат в руках стаканчики из прозрачного стекла, напоминающие крупные рюмки без ножек, с крепким, ароматным, цвета гречишного меда, чаем. В южных странах никто никуда не торопится, время здесь – поистине субстанция относительная.

Местные женщины, даже спешащие по делам, встречаются на улицах нечасто, а в чайных – никогда, но что не дозволено местным, то почти не распространяется на туристок, по крайней мере нам так кажется.

Несмотря на темный наряд населения, Баку – восточный город, напоминающий детский калейдоскоп, поражающий все новыми завораживающими разноцветными узорами, к которым еще примешиваются запахи детства. Жить в таких городах и грустить – невозможно, ведь каждое утро под горловой протяжный крик муэдзина, созывающего людей на намаз с балкона минарета, над городом восходит радостное солнце и пробуждается жизнь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза