Посетители входили, высматривали своих, подходили, обнимались, целовались, словно разлука была долгой. При тусклом свете ламп, всхлипах металлических монстров в облаках дурманящих ароматов, томной интимности приглушенных голосов, происходящее походило на таинственный кофейный ритуал.
И вот уже вместо красной крови по венам сайгонцев текла родственная горячая кофейная жижа.
Примелькавшиеся лица были узнаваемы повсюду: «Слушай, а я тебя знаю…, – Сайгон?».
В основном здесь тусовалась молодежь и, конечно, не всегда она взбадривалась одним кофе, можно было лицезреть и не совсем приятную картину: выноса тела в состоянии куклы из папье-маше.
Однажды, наблюдая в окно за прохожими, я увидела, как на Владимирском проспекте припарковался красный «Кабриолет» с откидным верхом, из него выпорхнула молодежь в разноцветном оперении, через секунду оказавшаяся за моим столиком. Они необычно выглядели не только из-за фирменной одежды: притягивали взгляд их яркие, чересчур оживленные лица и необыкновенной красоты искусственные цветы, приколотые на груди. Я не смогла скрыть своего восхищения цветком мака, алеющим на лацкане клетчатого пиджака черноглазого юноши.
– Я так люблю маки! – не удержавшись, с чувством, произнесла я.
– Это и мой любимый цветок, – откликнулся с улыбкой юноша, и добавил, – он дарит счастье.
– Счастье, а какое оно?
– Оно радужное, – мечтательно заключил он.
И только тогда я поняла, что все они наркоманы.
Этой забегаловки давно уже нет, лет тридцать, но еще лет пятнадцать назад, спеша по своим делам по Невскому проспекту, и совсем не интересуясь прохожими, я вдруг останавливалась, как вкопанная: мой рассеянный взгляд, словно проснувшись, выхватывал из толпы странных дам, резко отличавшихся от основной публики, одетых не по возрасту, да и не по нынешней моде, дам застывшего возраста: в яркой одежде хиппи, с длинными распущенными волосами, с глазами, широко распахнутыми своему внутреннему миру, остановившими время, в них я узнавала бывших посетительниц Сайгона.
Мужчин не узнавала: они с годами сильно меняются.
Почти забытый Баку
Баку конца восьмидесятых еще пахнет пряностями: их аромат витает в воздухе и ублажает наше обоняние. На прибрежной части старого города, в месте, где берет свой разбег ввысь Девичья башня, расположились лотки с восточными сладостями. Продавцы, а по-совместительству – зазывалы, не пропускают без внимания ни одну проходящую мимо женщину, щедро расточая искусные, чисто восточные, сладкие, как сахарная пудра, и такие же быстро тающие в воздухе, комплименты.
За всю свою жизнь я не слышала в свой адрес, как и большинство мимо проходящих туристок, столь витиеватых восточных песен любви. Такую сладострастную речь можно услышать только из уст восточного человека. Когда ты молода и красива, пусть даже не совсем красива, но молода, восточный мужчина всегда найдет те самые убедительные слова, чтобы ты не только поверила в свою небесную красоту, но и ощутила ее.
Как-то английская журналистка, побывав в другой, но не менее яркой и сладкозвучной стране – Армении, ничего не нашла более достойного из своих впечатлений от страны и народе, как написать: «Армяне – это мужчины, которые щиплют женщин в лифте». А что, может это было у нее самое яркое впечатление от местных мужчин, но думаю, что она намеренно умолчала о более весомых их достоинствах.
Конец апреля в Баку не по-весеннему жаркий, солнце на ясном небе еще не раскалилось добела, но уже напоминает раскрасневшийся медный таз с кипящим в нем вареньем.
В разгар дня площади и улицы Баку даже в рабочие дни переполнены мужчинами в темной закрытой одежде и теплых меховых шапках. Коротающие время в неторопливых беседах, они похожи на черных воронов, сбившихся в стаи, и кажется, что какая-то из этих стай вот-вот взлетит, расправив крылья.
Открытые террасы летних чайных также заполнены только мужчинами, они держат в руках стаканчики из прозрачного стекла, напоминающие крупные рюмки без ножек, с крепким, ароматным, цвета гречишного меда, чаем. В южных странах никто никуда не торопится, время здесь – поистине субстанция относительная.
Местные женщины, даже спешащие по делам, встречаются на улицах нечасто, а в чайных – никогда, но что не дозволено местным, то почти не распространяется на туристок, по крайней мере нам так кажется.
Несмотря на темный наряд населения, Баку – восточный город, напоминающий детский калейдоскоп, поражающий все новыми завораживающими разноцветными узорами, к которым еще примешиваются запахи детства. Жить в таких городах и грустить – невозможно, ведь каждое утро под горловой протяжный крик муэдзина, созывающего людей на намаз с балкона минарета, над городом восходит радостное солнце и пробуждается жизнь.