Женский хор

Вчера вечером, после того как я рассказала Доминик о своем дежурстве, она проводила меня до дома. Доми мне очень нравится. Когда она подвезла меня до дома, я заметила, что спать ей не хочется и она готова еще поговорить, но не пригласила ее подняться ко мне — я слишком устала. Я думала о сегодняшнем дне и о том, что еще Карма для меня приготовил, какой еще сюрприз меня ждет.

Когда я приехала на работу, Алина встретила меня такой улыбкой, какой я еще никогда на ее лице не видела.

— Здравствуй, Джинн. Ты в порядке? Дежурство тебя не слишком утомило?

— Я его пережила. Синяя Борода уже здесь?

Она приподняла бровь, продолжая улыбаться:

— Еще нет, ты пришла раньше.

Я посмотрела на часы. Без двадцати девять. Я проснулась рано, увидела, что на улице яркое солнце, сходила в душ, потом стала пить кофе на своем маленьком балконе. Я увидела автобус издалека и, поскольку кофе в чашке больше не было, схватила сумку, спустилась вниз и, не раздумывая, запрыгнула в него.

— У тебя будет время, чтобы принять своих пациенток, — сказала Алина.

— Моих пациенток?

Она протянула мне листок со списком консультаций. Я прочла:

77-е отделение. План консультаций.

Доктор Этвуд, 22 февраля, пятница.

8:30, Фредерика Р.: консультация.

8:45, Диана А.: консультация.

9:00, Надеж Б.: проверка ВКС.

— Кто записал их на консультацию?

— Как кто? Ты! Вчера, в отделении неотложной помощи. Это они мне сказали, когда пришли сюда. Когда я приехала в восемь пятнадцать, они уже стояли у дверей.

— Все три?

— Все три. Ты не помнишь, что просила их прийти?

Нет, я не помнила. Я пыталась запомнить все, что вчера в течение дня делали хирурги, а баб, которые приходили со своими пустяковыми проблемами… конечно, я их не помнила, на них у меня в голове просто не хватило места. Что со мной, как я могла?..

— Напротив, прекрасно помню, — ответила я, чтобы не ударить в грязь лицом, — просто удивилась, что они пришли втроем. Я назначила им прием очень рано и подумала, что…

— Что им не захочется приходить? Знаешь, в этом городе тяжело найти хорошего гинеколога. Так что когда тебе назначают консультацию — не через полгода, а уже на следующий день, — конечно, ты воспользуешься случаем!

Хороший гинеколог? Она издевается надо мной?

Она надо мной не издевалась. Она улыбалась:

— Они тебя ждут.

Внезапно меня охватило невероятное волнение. Как будто я теряю голову. Я посмотрела на имена. Я совсем не помнила этих женщин. Я снова взглянула на дату. До первого апреля было еще далеко.

Я взяла со стойки первую карту, вошла в зал ожидания и объявила:

— Мадам Р.?

Одна из женщин поднялась. Я ее не узнала, но она мне улыбнулась, сказала: «Здравствуйте, доктор», прошла мимо меня, прижимая к себе сумку, из которой торчал пластиковый пакет, вышла в коридор, остановилась, потому что не знала, в какой кабинет идти, направилась к кабинету консультанта, посмотрела на меня, и я сказала: «Нет, не сюда» — и указала на кабинет.

Пока она раскладывала на стуле свои вещи, я закрыла дверь, заметила, что все еще в плаще, сняла его, прошла между ней (простите!)

и шкафом, взяла халат (простите, здесь так тесно!), села за стол и машинально произнесла:

— Садитесь, прошу вас.

— Спасибо.

На вид ей было около сорока. Очень элегантный брючный костюм, коротко подстриженные светлые волосы, безупречный макияж — может быть, чересчур яркий, но все же…

Я не могла вспомнить, о чем она мне вчера рассказывала. Я даже не помнила, что видела ее. Я открыла ее карту, чтобы посмотреть на свои записи. Я крайне редко о чем-то забываю, лишь в случае крайней усталости (нечасто) или потому, что в тот момент думала о чем-то другом (нечасто) или вообще не думала о том, что делаю (когда я работаю, такого со мной не бывает), но я всегда все записываю, значит…

Карта была пуста. Я ничего не записала.

Я почувствовала, что мое сердце остановилось, холодная рука сжала горло, это было как пощечина, как пощечина, которую он должен был мне дать в тот день, когда ушел, в тот день, когда я сказала, что не хочу его больше видеть, и когда я едва не сказала, а только подумала, что мне надоело видеть его рожу по утрам, надоело ложиться с ним каждый вечер в постель, просыпаться от его храпа и от того, что он, поворачиваясь, кладет на меня свои руки, кладет свои губы на мою щеку и ищет мои губы, что его руки скользят по моей груди, по животу и бедрам, и мне этого больше не хотелось, и, если бы я ему тогда об этом сказала, он бы дал мне пощечину или должен был бы дать, но я до сих пор ее жду.