Читаем Женский хор полностью

Женский хор

Все бы на этом и закончилось, все получили по капельнице и противорвотной инъекции, но около девяти часов вечера мальчика, который играл с переносной приставкой в палате, где лежали его родители, и которого ничего не беспокоило, вдруг начало рвать так, что хоть святых выноси. Увидела его не я, а интерн из отделения гастроэнтерологии, в котором лежала вся семья. Недолго думая, он положил парня под капельницу, как и всех остальных. Через час в кафетерии он смеялся, рассказывая мне об этом, и в завершение сказал, что парень, должно быть, съел салат тайком.

Услышав это, я подумала, что что-то тут не так. Вся семья отравилась одновременно, через три часа после еды, как по учебнику. Еще через час они были в отделении скорой помощи. Единственный, кто с ними не ел, начал блевать через девять часов после того, как съел отравленную пищу. Поскольку он приехал со своими родителями, я объяснила ему, что произошло, и увидела, что он одновременно почувствовал и облегчение, и чувство вины, но нисколько не встревожился при мысли о том, что он тоже может заболеть. Он сказал: «Я не стал есть с ними, потому что ненавижу овощной салат; мама заставляла меня есть, но я знал, что отец скажет ей, чтобы она от меня отстала».

Интерн-гастроэнтеролог как-то странно на меня посмотрел и сказал, смеясь: «Что ты на это скажешь, цыпочка? Парень совершил куваду[29]? Заболел из сопереживания? Это синдром выжившего?» Я ничего не ответила, мне он казался идиотом. Я поднялась, чтобы взглянуть на мальчика, и увидела, что ему совсем худо, температура 35,7° — гипотермия должна была насторожить интерна, — но, прежде всего, у парня справа был очень болезненный живот. Я позвала хирурга по пищеварению, через два часа он его прооперировал, оказался прорвавшийся аппендицит. Всегда необходим свежий взгляд. Я жалею, что у меня была смена и я не могла пойти в операционный блок, чтобы ассистировать на операции. Странная история: если бы он съел овощной салат и отравился так же, как и его родители, никто бы не поставил верный диагноз… Завтра утром я к нему зайду.

Я дотронулась до ее руки:

— Ты прелесть.

— Еще бы! К счастью, это немного занимает мою голову, потому что по вечерам, после того как заканчиваются консультации в акушерской клинике, я вижу исключительно добрых тетушек. Добрых тетушек всех возрастов. Женщин, у которых болят грудь, половые органы, живот во время месячных, после месячных, в период между месячными. Женщин, которые боялись забеременеть случайно или которые боялись, что никогда больше не забеременеют. Матерей семейств, у которых не прекращалось кровотечение, или кровотечения были слишком скудными, или слишком частыми, или не такими, как обычно, или не в тот день, когда они их ожидали. Разбитых женщин. Девиц, которые забыли принять таблетку или у которых опять порвался презерватив.

— Что значит «опять»?

— Когда видишь, как они проверяются, понимаешь, что порваться они не могут. Они сползают, или в разгаре действия мужики забывают их надеть — и тогда они снова начинают думать и кусают локти. А когда приходят за срочной контрацепцией, боятся, что их станут ругать, и в один голос говорят, что презерватив порвался, можно подумать, что у мужчин острый кончик или у девчонок зазубренное влагалище, «презерватив порвался» — это не описание, а ритуальная фраза. А потом еще матери, которые приходят залечить царапинку у малыша, а в конце начинают выкладывать все, что их больше всего беспокоит. Короче, много разговоров ни о чем. Или почти ни о чем. «Я не знала, что делать. Что я могла сделать? Что вы об этом думаете, доктор?» Им просто хочется, чтобы я подержала их за руку или послушала, как они плачут.

— И ты это делала… — сказала я, взяв ее руку.

— Да, — ответила она, пожав плечами (она не замечала, что я пожираю ее глазами и не понимала, что я хочу сказать), — но уверяю тебя, мне было на это наплевать, потому что, честно говоря, всё, что они рассказывают, все их истории о парнях, детях, любви и обо всем прочем, — всё это меня совершенно не интересует! Думаю, Карма заставил меня задержаться в этих стенах на неделю для того, чтобы убедить остаться, показать, что я буду здесь полезной и что ему есть чему меня научить. Но все тяготы, которые мне пришлось преодолеть за последние четыре года, чтобы стать тем, что я есть, всё, что я выучила, всё, что умею делать (и умею делать не просто хорошо, а отлично, лучше, чем большинство хирургов), — всё это слишком ценно, чтобы бросить и забыть, слушая баб, которые жалуются на боль в груди или у которых депрессия, потому что они, возможно

, залетели! Понимаешь, я хочу их оперировать, этих добрых тетушек, а без их стенаний я вполне могу обойтись!