Жены и дочери

— Хотела сама за вами поехать, однако жара настолько угнетает, что не хватило сил. Надеюсь, дорога была не слишком утомительной?

— Нет-нет, спасибо, — не стала вдаваться в подробности Молли.

— Ваша комната рядом с моей. Надеюсь, она вам понравится. А если нет, в доме есть спальни просторнее. Пойдемте, я провожу вас.

Миссис Хемли медленно, с трудом поднялась, поплотнее завернулась в тонкую шаль и повела гостью вверх по лестнице. В спальню Молли можно было попасть только из личной гостиной хозяйки, как и в ее собственную. Предоставив девушке самостоятельно осмотреться, хозяйка сказала, что ждет внизу, и закрыла дверь.

Первым делом Молли подошла к окну. Прямо под ним пестрел яркими красками цветник, чуть дальше под легким ветерком перекатывался мягкими волнами луг, а дальше начинался лес. Сквозь стволы старых деревьев, примерно в четверти мили, блестело серебром озеро. С противоположной стороны обзор ограничивался старинными стенами и остроконечными крышами многочисленных хозяйственных построек. Очарование тишины начала лета нарушалось лишь пением птиц и жужжанием пчел. Вслушиваясь в эти умиротворяющие звуки и рассматривая затененные участки пейзажа, Молли глубоко задумалась. К действительности ее вернули спустя некоторое время доносившиеся из соседней комнаты голоса: миссис Хемли что-то говорила служанке. Гостья вспомнила, что надо распаковать дорожный сундучок и разложить немногочисленные вещи в симпатичном старомодном комоде, призванном служить также туалетным столиком. Вся мебель в комнате выглядела хоть и старинной, но прекрасно сохранившейся. Шторы на окнах, похоже, были сшиты из индийской ткани едва ли не прошлого века, судя по выцветшим цветам. Возле кровати лежал лишь узкий коврик, оставляя непокрытым добротный деревянный пол из тщательно обработанных и пригнанных так тесно, что в щели не могла забиться ни одна пылинка, дубовых досок. Предметы современной роскоши полностью отсутствовали: не было ни письменного стола, ни софы, ни трюмо. В одном углу на стене была укреплена небольшая консоль с индийским кувшином, в котором стоял букет сухих цветов и трав, наполняя комнату вместе с растущей за окном вьющейся жимолостью изысканными ароматами, не сравнимыми ни с одними духами. Молли разложила на кровати белое платье (прошлогоднего фасона и размера), приготовившись к новому для нее процессу переодевания к обеду, достала рукоделие, привела в порядок прическу и, открыв дверь в гостиную, увидела, что миссис Хемли лежит на софе.

— Может быть, останемся здесь, дорогая? По-моему, у нас гораздо уютнее, чем внизу. К тому же, так не хочется опять подниматься, чтобы переодеться.

— С удовольствием, — с радостью согласилась Молли.

— О, вижу, вы взяли с собой рукоделие! Какая хорошая девочка, — похвалила ее хозяйка. — А я сейчас редко шью, зато много читаю. Любите читать?

— Все зависит от книги, — честно призналась Молли. — Боюсь, не слишком склонна к «чтению запоем», как называет это папа.

— Но поэзию ведь наверняка любите! — воскликнула миссис Хемли. — Вижу по лицу. Знаете последнее стихотворение миссис Хеманс?[13] Хотите, прочту?

Молли не успела ответить, а хозяйка уже начала читать по памяти, но девушка не столько слушала, сколько смотрела по сторонам. Мебель по стилю вполне соответствовала той, которая стояла в ее комнате: старинная, сделанная из качественных материалов, безупречно чистая. Возраст и чужеземный облик обстановки придавали гостиной живописность и уют. На стенах висели выполненные пастелью портреты. Один из них вполне мог изображать хозяйку дома в первом цветении молодости.

Однако вскоре проникновенные строки дошли и до ее сознания. Девушка отложила рукоделие и принялась слушать с тем самым глубоким вниманием, что было так близко сердцу миссис Хемли. Закончив и услышав восхищенный отзыв Молли, она сказала:

— Ах, когда-нибудь я вам непременно дам почитать стихи Осборна, только, чур, по секрету. Право, мне кажется, они ничуть не хуже произведений миссис Хеманс.

Надо заметить, что в те времена сказать девушке, что чьи-то стихи почти так же хороши, как творения миссис Хеманс, значило не меньше, чем сравнить безвестного поэта с Теннисоном.

— Мистер Осборн Хемли? Ваш сын сочиняет стихи? — с живым интересом спросила Молли.

— Да, и полагаю, его смело можно назвать поэтом. Это очень одаренный, умный молодой человек, который, возможно, получит стипендию и должность в Тринити-колледже. По крайней мере, он занимает не последнее место среди лучших математиков, а также ценится как знаток классической мировой и английской поэзии. Его портрет как раз за вами.

Молли обернулась и увидела рисунок пастелью с изображением двух мальчиков в детских брючках, пиджачках и рубашках с отложными воротниками. Старший сидел и увлеченно читал, а младший стоял рядом, пытаясь привлечь внимание брата к чему-то за окном этой самой гостиной, как было понятно по едва обозначенным предметам мебели.