Жернова. 1918–1953. Двойная жизнь

На его редакционном столе лежал свежий номер "Гудка", открытый на второй странице, полностью занятой интервью с командармом Блюхером. Хотя Задонов знал это интервью почти наизусть, тем не менее он еще раз внимательно перечитал его, делая пометки против тех строчек, которые казались ему в каких-то отношениях более слабыми, чем остальные. Но в целом он мог быть доволен своей работой.

Позвонил главный редактор, скупо похвалил, и Алексей Петрович догадался, что тот еще не знает мнение тех, кто заказывал материал, и нервничает. Обменявшись впечатлениями о номере вообще, главный осведомился о здоровье жены Алексея Петровича, и тот, воспользовавшись этим, сказал, что если у главного нет к нему, Задонову, срочных дел, то он хотел бы сейчас же поехать в больницу.

Срочных дел не было, и Алексей Петрович покинул редакцию.

Глава 24

Маша лежала в Первой градской больнице. Алексей Петрович, отдав свое пальто и шапку гардеробщице и сунув номерок в карман, отошел в сторонку, достал из портфеля полураспустившийся букетик тюльпанов, освободил его от бумаги, расправил поникшие стебли и листья. Потом подошел к зеркалу и оглядел самого себя.

Конечно, почти две ночи без сна и жадная ненасытность Ирэн сделали свое дело: на Задонова пялился из зеркала весьма помятый тип с темными кругами под глазами. Даже в парикмахерской с помощью горячего полотенца и каких-то кремов не смогли придать его лицу бодрое и здоровое выражение.

Алексей Петрович пошевелил лицевыми мускулами так и этак, сделал несколько гримас, выбрал наиболее жизнерадостную, но тут же вспомнил, что у него в портфеле номер газеты с интервью, который вполне может все объяснить и оправдать, мысленно махнул рукой на свой внешний вид и потопал на второй этаж, где в двухместной палате лежала Маша.

Он нашел ее в коридоре, сидящей на диване и разговаривающей с Катериной, женой брата Левы. Раскинув руки с букетом и портфелем как можно шире, будто желая обнять сразу обеих женщин, Алексей Петрович, довольный, что начало встречи будет как-то сглажено присутствием невестки, подошел к дивану, сунул Маше в руки цветы, чмокнул ее в щеку, потом попытался чмокнуть в щеку же Катерину, но та ловко подставила ему свои накрашенные губы и рассмеялась, искоса поглядывая на смущенную Машу.

— Радость моя, — воскликнул Алексей Петрович, целуя руку жены, — ты выглядишь сегодня значительно лучше, чем вчера.

Маша лишь тихо улыбнулась, поправила воротник халата и сняла очки, зная, что нравится мужу больше без очков.

Зато Катерина не преминула поймать Алексея Петровича на его промашке:

— Интересненько, — произнесла она, кокетливо улыбаясь, — как это тебе удается вычеркнуть из истории целый день и даже не заметить этого?

— А-а, ну да! — несколько смутился Алексей Петрович. — Действительно, вчера я не был. Но именно поэтому вчерашний день и войдет в историю. — С этими словами он вынул из портфеля газету и протянул Маше. — Вот, вчера весь день провел с командармом Блюхером, потом писал интервью, потом снова к Блюхеру на подпись, ну а там… поужинали, конечно, в редакции вздремнул малость, ну и-иии… а сегодня, как видите, уже в номере. — И пожаловался, искренне жалея самого себя, что приходится врать и изворачиваться, и, в то же время, по-мальчишески хвастаясь: — Умотался до предела, зато целая полоса — моя!

— Ох, и хвастун же ты, Алешка, — произнесла Катерина с какой-то непонятной грустью и тут же поднялась: — Ладно, пойду, а вы тут почирикайте без меня.

— Да ты нам нисколечко не мешаешь, — поспешила Маша сгладить возникшую неловкость, но Катерина решительно наклонилась к ней с поцелуем, пожелала побыстрее поправляться и пошла к дверям, стройная по-девичьи, легкая, как перышко. У стеклянной двери оглянулась, помахала рукой и вышла.

Алексей Петрович и Маша неотрывно смотрели ей вслед, будто лишь с ее уходом получали право заняться собою, потом посмотрели друг на друга, и оба виновато улыбнулись: Маша потому, что некстати заболела и оставила Алексея и детей на попечение матери, Алексей Петрович потому, что было стыдно: ночь и полдня он провел с Ирэн, хотя дал себе слово, что пока Маша в больнице… и слово это не сдержал.

Впрочем, это чувство стыда проходит у него довольно быстро, потому что он не способен надолго погружаться в одни и те же ощущения и состояния души, да и герои его романа постоянно и упорно требуют к себе внимания, даже если сам Алексей Петрович находится вдалеке от своего письменного стола, так что, помучившись минуту-другую, Алексей Петрович тут же сбегает от реальности в выдуманный им беспредельный мир, где он понимает всех и все понимают его, где царят радость и счастье творчества, где ты царь и бог. И даже выше. А присутствие Маши лишь помогает ему в этом процессе.

Мягкая и теплая Машина ладонь легла на его руку.

— Профессор сказал, что в эту пятницу меня выпишут. Я так соскучилась по дому. Как вы там? Как ребята?