Жернова. 1918–1953. Двойная жизнь

— Да-а, поспи-ишь! Как же! У нас Слизняк сказал, что если кто на демонстрацию не придет, лишит премиальных обеденных талонов на весь месяц. Очень надо. Да я и не про то вовсе! Я праздники люблю! — воскликнула Зинаида и взмахнула руками, будто собираясь взлететь.

— А я раньше церковные праздники любила, — мечтательно произнесла Фроська, и ее тупое лицо с маленькими глазками приняло умильное выражение. — В церковь, бывалоча, нарядишься в самое лучшее, придешь, стоишь, тишина такая, а батюшка… У нас батюшка ста-аренькай был, ма-ахонькай, как рабеночек, голосочек то-оненькай, а слушать приятно. А еще певчие как запоют, а диякон — он по соседству жил — как выдаст: "Оос-споди, помилуй на-ааас!" — басом пропела Фроська, — так по телу мороз аж пробирает. Ей-богу. А потом христосоваться… Любила я христосоваться… Иной парень так засосет, что аж в грудях заноет. А вечером за околицей гулянья да хороводы. И везде, на каждом лугу, своя гармошка играет. Хорошо! Да только в двадцать девятом — мне уж пятнадцать годочков сполнилось — церкву поломали. Приехали с поселка мужики, пороху, сказывали, под купола заложили да как жахнут! — купола и рухнули. Бабы вы-ыли-иии — страсть!

— А я в церкви редко бывала, — перешла к воспоминаниям и Зинаида. — У нас в деревне церкви не было, а в село идти — это через две реки, да потом еще пехом верст пять — не шибко-то находишься. Да и скучно… в церкви-то. Я ж ничего тогда не понимала. А в городе… Мне, например, демонстрации очень нравятся. Если погода, конечно, хорошая. Идешь по улицам — везде флаги, музыка, народ такой веселый, кто пляшет, кто поет… Нет, я на демонстрацию пойду, даже если пускать не будут. Мы вон с Маней в прошлом году как хорошо прошли… Мань! — толкнула плечом Зинаида подругу. — Помнишь, как мы отстали от своих и попали к выборжцам? Вот смеху-то было!

Мария глянула снизу вверх на свою подругу и тихо улыбнулась.

— Мань, ты чегой-то последнее время, как чокнутая ходишь? — прицепилась Фроська. — Аль подцепила чего?

— Чего подцепила? — не поняла Мария.

— Ничего она не подцепила! — резко вмешалась Зинаида, чувствующая ответственность за судьбу Марии и необходимость постоянной над ней опеки. — А ты, Фроська, жри свои баранки, а к человеку не приставай.

— Да я чо! Я и не пристаю. Так только спросила, — оправдывалась Фроська. И глубокомысленно заметила: — А только жить надо в свое удовольствие. А то как в деревне: изба, скотина, поле да огород, да мужик пьяный, да детей орава, да еще свекор со свекровью. Я на эту старорежимную жизню насмотрелась, больше не желаю. Церкву только вот и жалко.

— Много ты в ней понимаешь, в жизни-то! — обрезала Фроську Зинаида. — Я б, например, вернулась в деревню, если б там по-другому делалось. А так… В городе тоже не все углы медом мазаны.

— Это верно, это так, — со вздохом согласилась Фроська.

Перед общежитием топтался Иван Кондоров в новом синем плаще и в шляпе. В руках крохотный газетный кулечек. Заметив девушек, несмело зашагал им навстречу, пряча кулечек за спину.

— Господи, Мань! — торопливо и негромко заговорила Зинаида, беря Марию под руку. — Ты б или замуж за него выходила, или отшила бы его раз и навсегда. Чего парня-то мурыжить? Тоже ему не сахар так-то вокруг тебя ходить да облизываться.

— Не хочу я его, — одними губами ответила Мария и потупилась.

— Ну-у, не хо-очешь… Счас не хочешь, там, глядишь, и захочешь. Дело-то наше бабье — оно такое…

— Все равно не хочу, — упрямо твердила Мария.

Иван подошел, загородил дорогу, поздоровался:

— Здравствуйте, девчата! С наступающим праздником вас!

— Здравствуй, Ванечка! — пропела Зинаида, протягивая Ивану руку и загораживая собой Марию. — Ты никак работу прогуливаешь? Не боишься на Черную доску попасть?

— Не, я не прогуливаю: у нас трансформатор на подстанции сгорел, так нас отпустили. Сейчас там гепеу разбирается. — И добавил: — Вредительство, сказывают.

— Ох, и когда этих вредителей повыведут! — воскликнула Фроська. — Все выводят на чистую воду, выводят, а они никак не переводятся.

— Выведут, — пообещал Иван, передвигаясь в сторону Марии, выглядывающей из-за спины Зинаиды. Посмотрел на нее тоскливыми глазами, жалко улыбнулся, спохватился, торопливо развернул кулек и протянул букетик подснежников. — Это тебе, Мань… С праздником тебя!

— Ну, Ва-анечка! — восхищенно пропела Зинаида, перехватывая цветы. — Ты скоро совсем человеком станешь: уже цветы барышням даришь, скоро и до конфет дойдешь. Молодец! — И, отступив в сторону, протянула цветы Марии: — Держи уж, раз дарят.

Мария осторожно приняла букетик, сердито покосилась на Ивана, не зная, что говорить, что делать.

— Ну, мы пойдем, — смягчилась Зинаида, беря за рукав пальто Фроську, с неподдельным интересом рассматривающую парня маленькими жадными глазками, — а вы тут покалякайте пока. — И, отойдя на несколько шагов, кинула на ходу: — Мань, только ты не задерживайся: я пельмени счас готовить буду!

— Пойдем погуляем, — предложил Иван, уступая дорогу новой стайке работниц. — А то тут затолкают.

Мария затрясла головой.

— Нам сегодня убираться надо, потом стирка…