Жертва

— Раз он считал, что представляют, — ответила она, — а я знаю, так и было, тогда они, безусловно, очень ценны. Ко мне уже обратилось несколько заинтересованных сторон, готовых к переговорам об их публикации.

— Вы ведь слышали о случившемся с Гасом?

— О том, что он покончил с собой? Да, конечно.

— Ну, покончил или не покончил, это еще вопрос.

— Но ведь полиция… — Она замялась. — О, поняла. Вы думаете, что кто-то… что фотографии?

Она помолчала, потом спросила:

— Вы это серьезно?

— Фотографии, похоже, исчезли, — сказал я. — А Гас мертв.

— Какой ужас.

— Некоторые из нас считают, что он не стал бы лишать себя жизни, — продолжал я. — Вы ведь довольно хорошо его знали?

— Да, хорошо.

— И что вы об этом думаете?

— Я была… удивлена, — ответила она. — Но не потрясена, то есть не потрясена по-настоящему. У Гаса были свои демоны, и немало. Ну и то, что произошло с ним в Ираке…

— Что вы можете рассказать мне об этих фотографиях?

— Послушайте, — предложила она, — может быть, мы с вами встретимся где-нибудь, пообедаем?

— Чтобы вам все было ясно, — сказал я. — Я адвокат жены Гаса. Представляю ее интересы в этой истории.

— Ну разумеется, — ответила она. — Тут я никаких проблем не вижу. Я прихвачу с собой копию соглашения, подписанного мной и Гасом. Так где вы хотели бы встретиться?

— Вы знаете ресторанчик «У Марии»? На Кенмор-сквер?

— Знаю. Сегодня в час — вас устроит?

— Я закажу столик, — ответил я.

Сидя в двадцать минут второго за угловым столиком ресторана «У Марии», я увидел через весь зал, как старшая официантка указывает в мою сторону худощавой, темноволосой женщине. Женщина кивнула и направилась ко мне.

Когда она подошла к столику, я встал:

— Анна?

— Простите ради бога. Я уже выходила из дома, и тут телефон зазвонил. — Она протянула мне руку: — Анна Лэнгли. Я бы чего-нибудь выпила.

— Брейди Койн, — представился я. — Выпить — это мы сейчас организуем.

Мне почти сразу удалось поймать взгляд нашей официантки.

— «Грей Гус» со льдом и водой, — сказала Анна. С виду ей было лет тридцать. Впрочем, морщинки в уголках глаз говорили, что, возможно, и побольше.

Когда официантка отошла, Анна сказала:

— Я здесь главным образом потому, что мне очень хочется заполучить иракские фотографии Гаса Шоу.

— Мне тоже, — ответил я. — Может быть, вдвоем нам удастся сообразить, где они могут находиться.

— Вот и я так подумала. — Анна вынула из сумки большой желтоватый конверт. — Это копия моего соглашения с Гасом. Оно дает мне эксклюзивное право передавать работы Гаса для публикации. Если Клодия его законная наследница, все, что я сумею на этом заработать, пойдет ей — минус мои комиссионные, конечно.

Я взял у нее конверт.

— Стало быть, мы с вами состоим в одной команде. Так что же вы можете рассказать мне о пропавших фотографиях?

— Только то, что Гаса они очень волновали, — ответила она. — Он прислал мне из Ирака несколько писем по электронной почте. Из них следовало, что Гас наткнулся на историю, по сравнению с которой тюрьма Абу-Грейб выглядит мирным пикником шестнадцатилетних детишек. А потом он потерял руку, вернулся домой и стал меня избегать.

Официантка принесла Анне виски. Мы сказали, что еду заказывать пока не будем.

После того как она отошла, Анна продолжила:

— В общем, я решила на время оставить Гаса в покое. А когда услышала о его смерти, вспомнила, с каким энтузиазмом он относился к тому, что смог сделать в Ираке, и подумала: если эти снимки хотя бы вполовину так же хороши, как другие работы Гаса, у нас на руках оказалось сокровище. Я прозондировала почву у издателей, получила несколько положительных ответов и позвонила его жене. Клодия сказала, что ничего об этих снимках не знает, и я не стала давить на нее. Просто попыталась убедиться в том, что она понимает, какую ценность могут представлять эти работы. — Анна отпила виски. — Один очень уважаемый иностранный корреспондент газеты «Монитор» уже согласился написать текст к альбому фотографий Гаса, даже не увидев их. Журнал «Вэнити фэйр» гарантирует минимум два разворота. А Пи-би-эс готова сделать телепередачу о Гасе и его работах.

— Да что вы говорите? — удивился я.

Анна кивнула.

— Гас был гением. И теперь, когда его не стало, люди начинают это понимать. — Она пожала плечами. — Так или иначе, без фотографий все разговоры подобного рода остаются чисто теоретическими.

— На самом-то деле, — сказал я, — у меня, кажется, есть одна идея. Правда, не очень надежная.

— Лучше такая, чем никакой. — Она допила виски, огляделась вокруг. — Я бы, пожалуй, повторила.

Вечером, сразу после того, как мы с Генри поужинали и я начал прикидывать, заняться ли документами, лежавшими в кейсе, или посмотреть телевизор, зазвонил сотовый.

Я ответил на вызов, и мужской голос спросил:

— Это адвокат?

В трубке слышались и другие мужские голоса, какой-то шум. Походило на то, что звонили мне из заполненного людьми бара.

— Да, — ответил я. — А вы кто?

— Педро. Педро Аккардо. Помните? Гас называл меня Питом.

Я вспомнил мужчину латиноамериканской наружности, который разговаривал с Гасом, когда я приехал, чтобы встретиться с ним, в Конкорд, в «Сонную лощину».