Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

Афанасий Алексеевич принес из погреба кувшин прохладного вина и плетенку с ранними яблоками. Почти до утра мы обсуждали дела давно минувших дней. В своих воспоминаниях наш собеседник никого не винил. Он пытался объяснить свое осуждение чьей-то ошибкой. Что по какому-то недоразумению его обвинение построили на показаниях задержанных агентов зондеркоманды, ничего не знавших о его связи с контрразведкой «Смерш», которых именно он сдавал прямо в руки советских разведорганов. Правда, тут же Афанасий Алексеевич начинал сокрушаться и недоумевать, почему же тогда за него не вступились высокие начальники из «Смерша»? Он назвал фамилии Шевченко, Ивашутина, Абакумова, знавших всю правду до мельчайших подробностей. Почему они не захотели вовремя восстановить справедливость, исправить допущенную ошибку? Зачем вызывали к себе, расспрашивали, с доброжелательным видом удовлетворенно кивали головами? Зачем устраивали встречу с шефом «Смерша» Абакумовым? Выходит, просто из любопытства посмотреть на разведчика-самоучку. И после минутного раздумья сказал: «Нет, органы никогда не ошибались. В моем вопросе все было обставлено четко. Дело вовсе не в ошибке. Им надо было только вот это». Старый, седой человек понимающе, с горькой усмешкой хлопнул себя по груди и обоим плечам, где располагаются погоны и награды.

Возразить ему было нечего.

А вот у генерала армии П.И. Ивашутина для встречи с представителем Главной военной прокуратуры и журналистом из «Известий» времени не нашлось. К этому времени от дел военной разведки Петр Иванович уже отошел и состоял в группе Генеральных инспекторов Министерства обороны, т. е. в так называемой «райской группе». Когда ему назвали по телефону Афанасия Полозова, бывший начальник контрразведки «Смерш» 3-го Украинского фронта сказал, что человека с такой фамилией он не помнит. А ведь тогда, в 1944-м, он лично рапортовал самому Абакумову об успешных операциях по выявлению диверсантов Зондеркоманды-203, пофамильно называл внедренных в ее структуру агентов, упоминал и ее руководителя. Правда, о заслугах Кракова в донесениях генерала Ивашутина умалчивалось. Араз так, значит и разговаривать нам с ним оказалось не о чем…

Туманная дипломатия батальонного комиссара Кернеса

Ночной гость

Обыкновенная папка из коричневого коленкора. Довольно пухлая. Привычное для таких дел начало — постановление об аресте. А дальше… Спокойный справочно-информационный ритм преамбулы вдруг резко меняется:

Архив

«Вождю Германского народа Рейхсканцлеру Германии господину Гитлеру.

18 июня 1942 года я, в недавнем прошлом научный сотрудник Главного политического управления Красной Армии, а в последнее время комиссар одной из пехотных частей, по доброй воле отдал себя в руки передовых подразделений германских войск. Мой переход линии фронта обусловливается не субъективными причинами, а является выполнением приказа, полученного мной свыше. Это распоряжение дано мне руководством оппозиционной организации в России, существующей с начала текущего года, и является выражением глубокого общественного недовольства ходом войны с Германией, показавшим стране всю несостоятельность нынешнего правительства Сталина и его приближенных…»

Архив

«Заместителю Председателя Совета Министров СССР Л. П. Берия

21.11.47 г.

Обращаюсь к вам, как к одному из руководителей партии, правительства, как к старейшему чекисту Совете-кой страны с жалобой на полную несправедливость, проявленную при решении моего дела, на жестокость приговора, не соответствующего моей вине… Следственные органы исказили существо моего дела. Меня пытали, били резиной, чтобы признался в шпионаже. Не добившись ничего и не выбив никаких обвинительных материалов, все же написали в выводах, что я являлся шпионом…