Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

— К сожалению, вы правы, Андрей Андреевич, — поддержал генерала Боярский, а вслед за ним и другие сочувствовавшие ему незадачливые партнеры.

— Да, да! У нас все возможно, — продолжал распаляться Власов, — а уж врагом народа могут объявить и деревянный столб.»

Вот тут Андрей Андреевич прав. Уж кому, как не ему, являвшемуся в 37–38 годах, в самый разгул репрессий, членом военного трибунала сначала Ленинградского, а затем Киевского военных округов, была известна вся технология превращения безвинных людей в государственных преступников. Да и сам-то он стал командиром 99-й стрелковой дивизии, заняв место комдива, арестованного по его, Андрея Андореевича, доносу. Невиновного человека объявили «врагом народа» только за то, что Власов уличил его в изучении тактики немецкой армии, чем впоследствии он очень гордился, подчеркивая, что поступил по-большевистски.

Воспоминания

— Будьте любезны, — повернулся, наконец Власов к человеку, принесшему ему так оскорбившее его известие, — сведите меня с этим пленным, как вы его назвали, лейтенантом с Северо-Западного фронта, от которого исходит слух о приказе наркома. Хочу поговорить с ним, лично во всем убедиться.

— А, может, это немецкая провокация? — усомнился Боярский.

— Помилуй Бог! Я просто настаиваю, чтобы мне показали того лейтенанта.

И все же вряд ли можно полностью согласиться с мнением Кернеса, что именно слухи о приказе, подтвержденные как-то слишком поспешно лагерным начальством, оказались той самой последней каплей, которая переполнила чашу, повлияла на решение Власова принять предложение германского командования и заняться формированием Русской освободительной армии. Нет на сей счет достоверных доказательств. А вот то, что бывший командарм стал еще резче в оценках положения в Советском Союзе, Кернес и другие его солагерники подтверждают в один голос.

Спустя некоторое время появилось открытое письмо генерал-лейтенанта А.А. Власова «Почему я стал на путь борьбы с большевизмом», обращенное к соотечественникам, с призывом подниматься на борьбу со Сталиным и его кликой, за Россию без большевиков и капиталистов. Листовки с письмом Власова, стали разбрасывать с самолетов, распространять среди пленных как Манифест Комитета Освобождения народов России.

Власова не устраивало многое. Недоволен он был системой, при которой слишком большую власть забрали в свои руки комиссары, особые отделы и прокуроры, чьи амбиции и, как он выразился однажды, «попытки показать свою власть приводили к затиранию роли командира и отсюда — к поражению Красной Армии на фронтах». Особенно его возмущало колхозное экспериментаторство, результатом которого стали «нужда и забитость нашего крестьянина». По словам Кернеса, будущее России Власов видел в «возврате частного пользования землей и опоре на хорошего трудолюбивого мужика».

Кернес потом признавался, что знакомство с Власовым во многом помогло ему сориентироваться в обстановке и при составлении программы так называемой оппозиции, и в общении с немцами. Кстати, когда в лагерь все-таки прилетел личный представитель Риббентропа (Кернес утверждает, что тот был в ранге заместителя рейхсминистра), Кернес опробовал на нем свои наметки «программы оппозиции». Вот что сообщил «в адрес господина имперского министра иностранных дел» его представитель Хильгер, бывший советник по экономическим вопросам германского посла в Москве Шуленбурга:

Архив

«7августа 1942 года военные организации представили мне возможность побеседовать с военнопленными советскими офицерами. Это были:

1. Генерал Андрей Власов, командующий советской армией, уничтоженной нами в Волховском котле.

2. Полковник Владимир Боярский, командир одной из советских дивизий, взят в плен под Харьковом 25.5.1942 года.

3. Полковой комиссар Иосиф Кернес, перешел на нашу сторону под Харьковом 18.6.1942 года.