Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

«Проанализировав и оценив имеющиеся в деле доказательства в их совокупности, считая их достоверными и вполне достаточными для объективного вывода, военный прокурор пришел к мнению, что действия Кернеса, как они изложены в материалах дела, не образуют состава преступления, предусмотренного ст. 58-1 «б» УК РСФСР, так как он в ущерб военной мощи СССР, государственной независимости или неприкосновенности его территории ничего не совершил, а написание им писем на имя государственных деятелей Германии и сообщение на его допросах тех ложных сведений о несуществующей в СССР военной оппозиции нельзя признать переходом на сторону врага. На основании изложенного считаю, что Кернес И.Я. осужден необоснованно. Руководствуясь ст.35 ч.І закона «О прокуратуре СССР», прошу: Постановление Особого совещания отменить, а дело в отношении Кернеса И.Я. прекратить за отсутствием состава преступления».

С позицией прокурора отдела Главной военной прокуратуры согласился и военный трибунал. Оказывается, в деле все ясно и просто. Что это: свидетельство элементарного внимания, правовой справедливости или проявление новых подходов к человеку? Здравый смысл возобладал. Решение о реабилитации состоялось. Правда, с большим запозданием, отчего восстановленная справедливость ничего не принесла ни самому Кернесу, ни его умершим родителям, и уж, конечно, его детям, которые с малолетства ничего не знали о своем отце, поскольку жили с отчимом и носили другую фамилию.

Ну а нам остается только задать несколько риторических вопросов. Как в нашем случае квалифицировать и оценивать деяния членов Особого совещания, на долгие годы отправивших в тюрьму невиновного человека, искалечив его судьбу, сломав его жизнь? Как квалифицировать черствость всех тех, кто мог, но не захотел исправить допущенное зло? Наконец, как оценить слова и поведение Кернеса на тех крутых жизненных маршрутах, которые уготовила ему судьба?

Берия против Кулика

Секретный арест

У замнаркома обороны маршала Г.И. Кулика 5 мая 1939 года пропала жена. Днем ушла и не вернулась ни вечером, ни на следующий день. Вообще-то случалось и раньше, что она не ночевала дома, поэтому сначала Григорий Иванович отнесся к происшедшему спокойно. Но когда Кира Ивановна не пришла и через двое суток, Кулик забеспокоился. Заставил адъютанта обзванивать всех знакомых — никто ничего не знал. В милиции — тоже. Кулик обратился к Берии. Почему именно к нему — наркому внутренних дел страны? Были на то основания, но об этом позже. Лаврентий Павлович выслушал его и сказал, что пока помочь не в состоянии — Симонич-Кулик его люди не должны вроде бы заниматься.

— Да ты не расстраивайся. Все выясним. — Берия говорил участливым тоном, а глаза холодно поблескивали из-под стекол. Когда они на мгновение задержались на наградах Кулика, тому начинало казаться, что сейчас брызнут льдистыми осколками.

— Но ведь ее нигде нет.

— Говорю тебе, не волнуйся. — Берия протянул руку. — Не иголка же в сене. Найдем, дорогой…

Просто так затеряться Кира не могла. Лаврентий Павлович прав — не иголка в сене. Она была женщиной видной. Сказывалась благородная порода. Резкое, с характерными еврейскими чертами лицо ее приветливостью и обаянием теплоты не отличалось, но и назвать его ординарным не всяк решился бы. Эффектная дамочка была. И прекрасно знала это. Одевалась красиво, со вкусом и броско — как подобает маршальской жене. Очень любила ездить на торговые базы за очередными приобретениями. В ее исполнении это было похоже чуть ли не на выезд — самоличный выезд — правящей особы к благодарным подданным за сбором оброка.

Выглядело это всегда неким подобием театрального действа. Вот машина с Куликшей медленно въезжает на территорию военторговской базы. Мадам, брезгливо, кончиками пальцев подержав ручку дверцы, предупредительно распахнутой водителем, выплывала из салона. Небрежно кинув встречавшим, доставала пачку дамских папирос — только «Фестивальные», с эдаким длинным аристократическим мундштуком.