Жестокие игры

— Марин… выходи.

Вода не лилась, значит, она на самом деле просто сидела там. Думал, упрется, не откроет. Но нет, замочек щелкнул, ручка повернулась, дверь открылась…

…и у меня член вскочил, а голова закружилась от кровяного удара.

Маленькая, с распущенными волосами, умытая от косметики, все еще румяная от стыда, с трепещущими опущенными ресницами, босая, в моей рубашке, тонкая ткань которой не скрывала торчащие соски, не спрятанные под лифчиком…

Я чуть не пал жертвой инсульта от того, насколько девочка нежная, а сливочного цвета рубашка делала ее вкусной. Я сразу вспомнил вкус ее груди и половых губок…

Марина мгновенно лишила меня контроля над собой, и я уже не думал о нем, когда закрыл дверь и шагнул к ней, еще не зная, как отреагирует. Оттолкнет?

Но нет. Она подняла на меня взгляд исподлобья и прикусила нижнюю губу. Я поставил руки по обе стороны от ее головы и смотрел на мелькавшие зубки, оставлявшие на тонкой розовой коже белый след. Закрыл глаза, потому что держался из последних сил, чувствуя, как бьется пульс на кончике головки, и хрипло вмиг севшим голосом, низко завибрировавшим от напряжения, предупредил:

— Останови меня сейчас или не заикайся об этом вообще…

Было трудно дышать, пах стал тяжелым и туго пульсировал, заставляя меня вздрагивать.

— Нет… — услышал, и все внутри словно в пропасть сорвалось — оттолкнула. Открыл глаза. — Не остановлю… — добавила еще тише, смело и робко одновременно, и посмотрела прямо в глаза. У меня словно земля из-под ног поплыла, когда она твердо закончила: — Я хочу… хочу… этого.

К черту свечи, фрукты и вино.

Я подхватил ее под… голую попку?! И понёс в спальню.

Весь низ живота отяжелел, хотелось спустить штаны, под которые я ничего не надел, и сразу вломиться в нее и оттрахать так, чтобы захлебнулась оргазмами, но…

…дома не осталось ни одного презерватива.

Твою! Мать!

Кончить не в нее — это как долго копить на дорогое блюдо, наконец, получить его, облизываться по дороге домой и на пороге уронить его в грязь. Чуть не взвыл от досады.

Черт возьми! Снова недосекс… Я умею сдерживать свои желания и держать в узде свой член, но сейчас, когда мы не в подъезде и она сама отдалась в мои руки, колокола просто переполнись спермой и звенели от напряжения. Из глаз разве что не летели искры. Черт… мне нужно совсем немного, чтобы кончить!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Опустил пигалицу поперек кровати, выпрямился и сполз взглядом с ее лица по шее, соблазнительно округлой с твердыми вершинками груди, прикрытой тонкой тканью, по животу, оголившемуся из-за задравшейся рубашки, между стройных длинных ножек… и запустил ладонь в штаны. Провел по яйцам, словно это принесло бы облегчение, обхватил член и повел вдоль рукой, не выпуская его из штанов. Пресс напрягся, на загривке выступила испарина и поползла между лопаток щекотной каплей. Позвоночник будто завернуло и продолжило в член — он был как кусок трубы под бархатной кожей: толстая и длинная арматура с упругим набалдашником… которым я мог порвать узкую дырочку пигалицы.

Твою. Блять. Мать!

Почему я медлю?!

Кажется, Маришка задавала себе и — взглядом — мне тот же вопрос, потому что нахмурилась и начала сводить вместе бедра, явно теряясь и зажимаясь. Это сработало как спусковой крючок — я дернул штаны вниз и буквально упал на девчонку, впился губами в ее приоткрывшийся рот и трахнул его языком, обсасывая и облизывая губы, язык, зубки…

— Марин, скажи что-нибудь, потому что я… я не выпущу тебя из постели до утра.

— Ты? — вздернула брови удивленно и лукаво. — Гром, я миллион раз представляла себе, как ты трахаешь меня в туалете в универе, в машине, в…

— Стоп! Расскажи, как я делал это.

— Это было… неприлично, — ее щеки вспыхнули.

— Я тебя уже однажды вылизал внутри и снаружи, видел, как ты мастурбировала, и ты все еще стесняешься? — рассыпал не ее горячих от румянца горсть поцелуев. Как она умудрялась сочетать непристойные желания с невинной стыдливостью?! Адская смесь для моей выдержки! — Расскажи! — прорычал, требуя свою дозу похоти.

Она закусила на секунду губу, а потом тихо прошептала:

— Сначала ты… мастурбировал…

Оказывается, шкала оттенков красного ею использована была еще не вся — такую пунцовую краску на ее мордашке я еще не видел! Что ж, пигалица, ты сама просила!

Я перекинул ноги и сжал между ними ее бедра, поднялся над ней, поиграл мышцами пресса, делая волну, заставляя член дергаться, потом обхватил его пальцами и несколько раз размеренными движениями оголил головку, истекавшую смазкой.

— Смотри, как я делал это, когда думал о тебе…

Закрыл глаза, бедра покрылись острыми мурашками дикого возбуждения от того, что она смотрит. Мне даже казалось, этот ее взгляд — такой горячий — обвивает член крепче моей ладони. Дыхание порвалось на короткие вздохи со стоном, я двигал одной рукой быстрее уже только на самой головке — ловил оргазм в кулак на ее кончике, а второй сжал яйца — хотел предотвратить семяизвержение, потому что почти перестал держать контроль над телом.