Бантинг заметил, что мистер Слут как-то странно жмется к мостовой, оставляя в его распоряжении почти весь тротуар.
– Я заблудился, – кратко пояснил жилец. – Навещал друга на Примроуз-Хилл – он мой бывший одноклассник – и на обратном пути забыл дорогу.
Они уже достигли калитки, которая вела в мощеный дворик перед домом. В последнее время эта калитка никогда не запиралась. Мистер Слут, внезапно вырвавшись вперед, пустился по дорожке, но бывший дворецкий, со словами «позвольте, сэр», опередил его, чтобы распахнуть дверь. Огибая мистера Слута, Бантинг свободной левой рукой слегка коснулся его длинной инвернесской накидки и с удивлением обнаружил, что материя не просто отсырела от снега, а словно пропитана какой-то вязкой жидкостью. Бантинг сунул левую руку в карман и правой вставил ключ в замок.
В холл оба вошли одновременно. По сравнению с освещенной улицей в доме было темно, хоть глаз выколи, и, ощупью пробираясь вперед и слыша дыхание жильца у себя за спиной, Бантинг вдруг ощутил укол леденящего ужаса, панику, какая охватывает человека, столкнувшегося со смертельной опасностью.
Глухой голос… голос его давно умершей первой жены, о которой он в последнее время так редко вспоминал, шепнул ему в ухо: «Берегись!» Жилец заговорил. Голос его звучал резко и скрипуче, хотя и негромко.
– Боюсь, мистер Бантинг, вы испачкались о мое пальто? Не стану вам пересказывать всю длинную историю, но дело в том, что я наткнулся на мертвое животное. Оно лежало на скамье на Примроуз-Хилл. Кто-то сжалился над беднягой и прекратил его страдания.
– Я ничего такого не заметил, сэр. Я едва вас коснулся. – Неведомая сила заставила Бантинга произнести эту ложь. – А теперь, сэр, разрешите пожелать вам спокойной ночи.
Он отступил и вжался в стену, пропуская жильца вперед.
– Спокойной ночи, – после краткой паузы отозвался мистер Слут глухим голосом.
Бантинг подождал, пока жилец достигнет лестницы, а потом, включив газовый рожок, присел в холле, чувствуя головокружение… головокружение и тошноту. Он не вынимал из кармана левую руку, пока не услышал, как за мистером Слутом закрылась дверь спальни. Рука оказалась запятнана бледной рыжеватой кровью.
Сняв ботинки, Бантинг проскользнул в комнату, где спала жена, на цыпочках подошел к умывальнику и окунул руку в кувшин с водой.
– Что ты делаешь? Что тебе там понадобилось? – послышался голос жены, и Бантинг виновато вздрогнул.
– Я мыл руки.
– Что это тебе взбрело на ум? Подумать только: сует руки в воду, которой я собираюсь завтра мыть лицо!
– Прости, Эллен, – кротко отозвался Бантинг, – я сменил бы воду. Неужели я бы допустил, чтобы ты умывалась грязной водой?
Она замолчала, но, раздеваясь, Бантинг чувствовал на себе ее пристальный взгляд, отчего ему стало еще неуютнее, чем прежде. Наконец он лег в постель. Ему хотелось бы прервать тягостное молчание и рассказать Эллен о соверене, который дала ему молодая леди, но этот соверен казался сейчас такой жалкой мелочью, как, к примеру, найденный на дороге фартинг. Неожиданно жена заговорила, и Бантинг вздрогнул так, что затряслась кровать.
– Тебе, видно, невдомек, что свет в холле горит и наши денежки утекают сквозь пальцы? – заметила она желчно.
Он с трудом встал и открыл дверь в прихожую. В самом деле: свет горел, и их денежки – или, скорее, денежки мистера Слута – утекали сквозь пальцы. С тех пор как мистер Слут у них поселился, им не приходилось расходовать те деньги, которые были отложены, чтобы заплатить за аренду дома. Бантинг выключил свет и ощупью вернулся в постель. В полном молчании супруги до рассвета лежали без сна.
На следующее утро квартирный хозяин мистера Слута пробудился резко, толчком. Тело было тяжелым, словно налитым свинцом, глаза болели. Вытащив из-под подушки часы, он увидел, что они показывают семь. Стараясь не разбудить жену, он выбрался из кровати и слегка отодвинул штору. Шел густой снег, и, как всегда бывает при снегопаде, вокруг стояла странная тишина.
Бантинг оделся и вышел в холл. Там, как он одновременно и боялся, и надеялся, на коврике уже лежала газета. Пропихивая ее в щель почтового ящика, почтальон и нарушил беспокойный сон Бантинга. Он подобрал газету и направился в гостиную. Тщательно заперев за собой дверь, он расстелил газету на столе и склонился над нею. Когда Бантинг выпрямился, на его флегматичном лице было написано бесконечное облегчение. Огромного заголовка, который он ожидал встретить на самом видном месте, не было.
Глава XXII
Вздохнув полной грудью, словно окрыленный, Бантинг зажег конфорку, чтобы приготовить жене чай. Пока он хлопотал, до его ушей донесся тихий оклик:
– Бантинг! Бантинг!
– Да? Что случилось? Дорогая? – поспешно откликнулся он. – Чай будет готов через минуту. – По его лицу расплылась широкая, даже немного глуповатая улыбка.
Жена села в кровати, меряя его изумленным взглядом.
– Что это ты так развеселился? – подозрительно осведомилась она.
– Мне вчера удивительно повезло. Но ты была ночью такая сердитая, что я не решился тебе рассказать.
– Ну так расскажи сейчас.