В своих «Воспоминаниях» известный государственный деятель России Сергей Юльевич Витте (при императорах Александре III и Николае II) очень много и здраво рассуждал о сельском хозяйстве России, уже значительно позже отмены крепостного права в 1861 году. Витте говорил, что эта отмена не была завершена до конца, поскольку крестьянам не дали с отменой крепостничества землю. Стали как-то из этого выкручиваться, создавать крестьянские общины, в которых прямых собственников-крестьян земли не было. Она частично оставалась государственной и частично помещичьей. Автор указанных воспоминаний, по своему разумению и трезвой оценке состояния деревни в России сказал, что в данной ситуации спасти сельское хозяйство может только индивидуальная собственность крестьян на землю. Только в этом случае у крестьянина будет заинтересованность в работе на ней. Вспомним, что в начале революционных событий 1917 года (с Февральской буржуазно-демократической революции, при которой был свергнут царь) происходил захват крестьянами помещичьих земель, самовольный, конечно. Как показала и наша дальнейшая практика сельскохозяйственного строительства никакие колхозы и совхозы не смогли спасти продолжающийся и до сих пор развал сельского хозяйства и самих деревень. Даже и очень запоздалое решение, принятое Б.Н.Ельцыным, о конституционном разрешении частной собственности на землю, не смогло, да, вероятно, уже и не сможет, возродить наши деревни, деревенскую жизнь, связанную с землёй.
Поэтому желающих выйти из колхоза наказали ещё раньше, не дав им в собственность землю…
Жилось семье «врага народа» трудно. Питались со своего огорода, да с тех трудодней, которые оплачивались зерном и другими продуктами, что оставались от хлебопоставок государству. По воспоминаниям моих тётей, в какой-то год, по-моему, в 1934-й, без дедушки, выдано было на трудодни просо. Поехала бабушка со своими четырьмя детьми за положенным ей мешком. Тачку с собой взяли. На обратной дороге дети спросили:
— А мы кашу сейчас сварим?
— Сейчас приедем, наварим, до отвала наедимся.
Так и было, и это хорошо им помнится и помнилось…
Я просто дополню это некоторыми пояснениями. Просо — это не пшено. Просяные зёрнышки покрыты тёмно-коричневой оболочкой, которую для получения пшена надо снять. Такую работу выполняют на специальных машинах, называемых просорушками. Но можно для каши сделать это же в ступе, только стучать толкушкой не очень сильно, как, например, для получения муки из пшена. Поэтому «наварим, до отвала наедимся» предварилось первоначальной работой на ступе…
Дедушка, уже после возвращения из тюрьмы, в 1937 г., говорил, что он и не ожидал увидеть ничего хорошего в принудительно оставленном им хозяйстве. Но поразился, что бабушка смогла хозяйство удержать почти в том виде, как оно было при нём в 1932 г. Корова была, овцы, птица, в погребе продукты с огорода, хлеб по трудодням, хотя и не так много. И дети ухожены, вырастила. Самой младшей, Серафиме, к этому времени, ко времени возвращения Василия Васильевича, было уже 10 лет. Правда, их большая семья к его возвращению уменьшилась на двух человек: сначала, в 1935 г., умерла Василиса Васильевна, а в 1936 г. — отец дедушки, Василий Иванович. Дедушка об этом узнал только в момент возвращения домой. Пять лет между дедушкой и его семьёй не было переписки. Почему, я даже и не могу сказать.
Во время войны с немцами бабушка и дедушка отправили двух своих сыновей на фронт. Ивана возвратили лечиться в больницу, а Михаила забрали осенью 1942 года, хоть он был и 25-го года рождения. Тогда начали забирать на работы и 25-й год. В начале 1943 г. пришла похоронка. Работал Михаил где-то на погрузке в Ульяновске, на железной дороге. Носили по сходням мешки с зерном или мукой. Михаил поскользнулся (зимой это было), упал и сломал позвоночник. Где-то там, в Ульяновске, и похоронен.
Конечно, трудно жилось в деревне в военные годы. Так, известно, что в 1942 г. на один трудодень в Токарёвском районе выдавали по 250 граммов зерна, по 180 граммов картошки и по 28 копеек (за год работы в колхозе можно было получить заработок в виде примерно полутора-двух мешков зерна, пяти-семи ведер картошки и 60–70 рублей).
А в начале войны и прибавление в семействе Чекалиных было. Внука они взяли на это время, Валерика. Ему только исполнилось полтора года. Тётя Тоня, Антонина Васильевна, мать Валерика, в это время находилась в Москве, у своей тёти, Евдокии Ивановны, сестры бабушки Веры. А отец, Журавлёв Николай Яковлевич, находился, кажется, в тюрьме за растрату. Был посажен ещё до войны. Работал он бухгалтером в какой-то строительной компании, строили дороги…