Жёлтый император

Лучи солнца, пробивавшиеся со стороны глухой стены свинарника, перешли на противоположную боковину с низкой, узкой дверцей, снаружи закрученной проволокой. Солнце перевалило полдень, и время приближалось к вечеру. Послышались лёгкие шаги. Матвей прильнул к щёлке, пытаясь высмотреть, кто идёт. На уроках труда интернатовцы сколотили сарай добротно из доски со стыковочным пазом, поэтому, как ни пытался он хоть что-то разглядеть, ничего не получилось. В щели пробивался слабый свет, и увидеть можно было только освещённую полоску соседней доски. Шаги прошли мимо и стали удаляться. Матвей не выдержал и жалобно позвал:

– Слышите!? Помогите!

«Неужели не услышали? – Матвей прислушался – звук шагов пропал. И уже сквозь вдруг нахлынувшие слёзы крикнул что было сил:

– Помогите!

Шаги раздались совсем рядом, и кто-то потянул за проволоку на дверце. От неожиданности Матвей вздрогнул.

– Я здесь! – жалобно позвал он, прислушиваясь, как кто-то раскручивает проволоку.

Когда дверца открылась, и в неё заглянули, Матвей чуть не упал в обморок. Только не это! Если бы он знал, кто его освободит! Кто окажется свидетелем его позорного заточения, то он бы ни за что не позвал на помощь. Уж лучше его нашли бы интернатовцы. Тоже позорно, но это можно пережить. В проёме дверцы стояла Валентоха.

– Ну, ну, – окинув взглядом внутренности свинарника, Валентоха, наконец, посмотрела на Матвея. Она ослепительно улыбнулась и, не удержавшись, громко рассмеялась, своим красивым голосом. – Что ты тут делаешь Шпагин? Оставь свиней в покое, – заговорила она с ироничными нотками в голосе. – Тебе их нечему научить. Твоё влияние может на свиней дурно сказаться, – и опять залилась звонким, совсем девическим смехом. – Вылазь! Чего набычился? Или оставить тебя тут?

Делать было нечего. Пряча лицо, красное от стыда, он выбрался из свинарника, но в душе радовался высвобождению.

– Куда поплёлся? – Позвала Валентина Григорьевна. – Ты в таком виде хочешь в интернат явиться? Идём, горе славянского народа!

Матвей, конечно, не хотел являться в таком виде в класс и поплёлся за Румянцевой, представляя, как она завтра будет рассказывать девчатам, как освободила его из свинарника. Ему было стыдно, но в душе он ликовал столь удачному стечению обстоятельств. От него и правда воняло свинарником, поэтому Матвей старался держаться на приличном расстоянии от Валентины Григорьевны, но и не отставать. Румянцева шла быстро, изредка оборачиваясь и награждая его ехидной улыбкой. Он ловил её ироничный взгляд, прибавлял шагу и опускал голову вниз.

– Не отставай! – отзывалась она. – Близко, только не подходи, а то рядом с тобой даже комары падают, задохнувшись.

Наконец, они подошли к зелёной калитке. Матвей много раз бегал мимо неё в магазин за шербетом. Он знал: это двор пионервожатой.

– Заходи, вонючка, – Румянцева толкнула калитку. Матвей прошмыгнул мимо, но всё равно заработал комментарий вслед: – Ну и воняешь! Куда пошёл? – она поставила сумку на лавку и открыла дверь дома. – Завоняешь весь дом. Здесь раздевайся и бросай своё барахло вон туда, в мангал.

Матвей обернулся посмотреть, куда показала Валентина Григорьевна. «Наверное, это и есть мангал, – Матвей почесал затылок, он не знал, что такое мангал, но увидел металлический короб на коротеньких ножках и под ним аккуратно сложенные дрова. – Что делать? Может, пошутила? – гадал Матвей, одиноко озираясь».

Его раздумья прервал стук в окно. Там стояла Валентоха, уже переодетая в домашнюю одежду и с повязанной косынкой на голове.

«Совсем как девочка, – оценил Матвей».

Валентоха пальцем показывала в сторону мангала и другой рукой помахала, мол, поторапливайся. Делать было нечего. Матвей скинул с себя всю одежду, оставшись в трусах, сложил её в мангале. Ёжась от вечерней прохлады, он переминался с ноги на ногу, не решаясь вот так запросто зайти в дом. В окно опять постучала Валентоха, ехидно улыбаясь, кликала рукой, приглашая зайти.

– Шпагин! Ты чего? Уснул? – завалила его вопросами Валентоха, когда он появился в коридоре. – Мало того, что тебя надо отмыть, так ты хочешь ещё лазарет у меня устроить? – насмехаясь, наставляла она.

За её спиной светилась и сверкала, бежевым кафелем, натёртым до зеркального состояния ванная комната. Из неё доносился шум воды, наполняющейся ванной.

– Проходи. Это по твою душу, – уже мягче добавила она и подтолкнула Матвея в ванную. – Дверь не запирай. Помоешься – позовёшь, – и ушла.

Прежде чем залезть в ванную, Матвей всё-таки закрыл за собою дверь на щеколду. Горячая вода обжигала тело, пока не привык. Мощная струя взбивала пену, переливающуюся всеми цветами радуги. И вместе с поднимающейся пеной от воды исходил пряный аромат. Матвей намылил волосы и всё тело. Затем он задержал дыхание и нырнул под воду. Ему нравилось нырять. Когда они с пацанами сбегали из интерната на речку он только и нырял, стараясь дольше продержаться под водой и дальше заплыть. В ванной это конечно не в речке, но тоже здорово. Помыться после стольких дней бродяжничества – здорово вдвойне!

Раздался стук в дверь и Валентохин голос скомандовал: