Жёлтый император

Пастух вытолкал пса за пределы кошары, а части котика сгрёб рукой и зашвырнул в кусты. После такой сцены поправить настроение было невозможно и молодые люди отправились спать.

Рита сдержала слово. Наутро, когда пастух ушёл с отарой, она помогла Матвею выйти на улицу и усадила его на солнышке в заранее приготовленное ложе. Его она сама соорудила из многочисленных овечьих шкур.

– Может не надо? – усомнился в затеянном девушкой Матвей. – Мне не интересно, что может написать пастушка. Лучше расскажи что-нибудь.

– Нет, Матвей, – наотрез отказалась Рита, открывая тетрадь. – Тебе это будет интересно, – и принялась читать.

С первых строчек, Матвей не отрывал взгляда от её лица и с обожанием рассматривал всё на нём. Он наслаждался рисунком её губ, выводящих слово за словом, вздрагивающими ресницами на слегка опущенных веках, проступающим румянцем на щеках, когда она читала о их первой встрече в автобусе и своих переживаниях в плену, а затем и бледностью, которым покрылось её лицо, когда она прочла о том, как ей было страшно плыть по ледяному озеру и с какой надеждой она думала о том, что рядом человек, на которого можно рассчитывать. Матвей был благодарен этой хрупкой девушке за ту силу, которую она вливала в него своим присутствием и своей крепостью духа и даже вот этими откровенными записями и тем, что доверила их ему.

Они провели в хижине ещё несколько дней, пока Матвей набирался сил перед дорогой, и за это время успели прочесть её дневник не меньше десяти раз. Записи действительно были хороши. При каждом новом прочтении они дополняли их остроумными шутками и новыми подробностями, о которых знал только каждый из них в отдельности. Матвей обратил внимание на то с какими проникнутыми удивительно тонкой красотой строчками дополняла записи Рита. В один из таких творческих вечеров они даже поссорились из-за профессора Пышкина. Девушка считала – профессор подставил своего студента, пусть и любимого, отправляя в столь опасное путешествие, а Матвей настаивал на том, что он и сам бы выбрал этот путь. Наконец, когда Матвей привёл окончательный, как он считал самый, убедительный аргумент, девушка сдалась.

– Если бы я не согласился ехать, – пристально всматриваясь в разгорячённое лицо Риты, тихо заговорил Матвей. – Тогда мы бы не встретились.

– Это не честный аргумент, – голос девушки дрогнул, и она прижалась к своему спутнику.

В итоге Матвею удалось защитить любимого учителя, а между молодыми людьми пролегла ещё одна тонкая нить нежных отношений, которую каждый объяснял по-своему.

– Я обязательно познакомлю тебя с профессором, – шёпотом проговорил Матвей, прижимая к себе девушку.

– Как же ты это сделаешь? – задумчиво сказала Рита. – Доберёмся до Алма-Аты и разъедемся, каждый в свою сторону.

Матвей не ответил. Ему хотелось прижать к себе девушку что было силы и прокричать: «Что нам мешает уехать!» Вместо этого тихо, на какую скрытность был только способен, чтобы не потревожить спутницу, выдохнул, борясь с тяжестью, сдавившей грудь, но она всё равно почувствовала его состояние и сильнее прижалась. Он и сам понимал – они должны дойти к точке расставания. Молодые люди умолкли, терзаемые горькими противоречиями, которые старались скрыть друг от друга. Неожиданно из леса тихо вышел пастух и так же тихо прошёл в хижину. Даже его собаки с низко опущенными огромными головами, словно тени проследовали мимо молодых людей. Горевшее внутри негодование отразилось гримасой на лице Матвея. Даже мысль о предстоящей разлуке тяготила его. Задумчивыми взглядами они проводили старика с собаками и, оставаясь в своих тягостных мыслях, каждый по-своему представлял расставание, к которому должна привести их дорога. Накаливающееся внутреннее напряжение притягивало их друг к другу, и стоило одному не выдержать и едва заметно потянуться, как тут же второй отвечал, прижимаясь в ответ.

В загоне встревожились овцы. Тут же вскочили собаки и как по команде оббежали пастуший стан. Из хижины послышался недовольный усмиряющий оклик разбуженного старика. Он повернулся на другой бок с силой оперевшись на тонкие, но крепкие прутья плетённого лежака и притих.

– Уснул, – улыбнулась Рита.

– Надо идти спать, – предложил Матвей. – Завтра в путь.

– Да, – согласилась девушка. – Я всё приготовила.

– Что всё? – не понял он.

– Старик забил для нас барашка.

– Здорово! С такими припасами мы быстро будем идти, – согласился Матвей.

Когда, несколько дней спустя, молодые люди покинули гостеприимную хижину, они говорили и думали только о дневнике Риты. Цитировали некоторые записи и, это скрашивало скучную дорогу, нередко начинали декламировать подряд все понравившиеся им места и на ходу дополнять.