— Да, я хочу сказать. Я сегодня ничего не поняла на группе и не взяла для себя сегодня ничего ценного. Я всегда стараюсь взять по максимуму, ну, или хотя бы что-нибудь, а тут я… мне было скучно. Вы обсуждали сексуальность…
— Можно я задам прямой вопрос? — обратилась я к ней и, получив разрешение, продолжила: — У вас справа и слева два напитка. Что это за напитки?
— Они сейчас оба справа. — Она показала на одну из сторон стола за экраном. — В одном вода, в другом лимонад.
— Хм… а если смотреть на них, какая функция у этих напитков? Ну вода, по всей видимости, символизирует прозрачность… А у второго какая функция?
— Вода утоляет жажду. А вторым я заменяю с апреля прошлого года алкоголь.
— Алкоголь был раньше для фильтра? — уточнила я.
— Много для чего… сейчас буду плакать… хотя я не собиралась.
— Просто это так ритуализированно… то, как вы их держите. Я не рядом, поэтому спросила… Но я представила, как торжественно вы пьете напиток из бокала для шампанского. В этом было бы очень много траура. Мне показалось.
Она молча плакала. Я продолжала:
— Траура, прямо скорби… Горе — это то, что мы иногда проживаем в истерике. А скорбь — это очень интимный процесс. И поэтому я рада, что вы говорите: вот они, два бокала. В одном вода, а в другом то, чего с апреля прошлого года в жизни больше нет. По чему вы так скорбите?
— Не знаю, по чему или по кому…
— А как мне вас поддержать в вашей скорби?
— Если бы у меня был ответ на этот вопрос, то меня не надо было бы поддерживать, я бы справилась. Я никогда не думала, что скорблю по чему-то или по кому-то. Я всегда рассматривала алкоголь как некоего друга.
— Этого друга теперь нет. Это утрата. Когда мы что-то теряем, то скорбим. Особенно если эту утрату мы сами инициировали. Тогда мы дважды скорбим — и о своем решении, и о своей прошлой жизни, и о том, что этого верного друга больше нет рядом.
— Алкоголь был способом жить. Он был везде. Он соединял людей, он соединял меня с самой собой, он меня от всех отгораживал. То есть он заменял мне много чего. Но кое-как я это прожила и справилась…
— Я уверена, что вы справились. Но вы как будто бы не отгоревали, не отскорбели.
— Так я и не горевала, и не скорбела. А что, мне по этому горевать и скорбеть надо было? Я не знала!
— Как я могу вас поддержать, сопроводить вас в этом пути скорби? Там очень много вселенского траура.
— Причем так странно… Он ведь везде есть — бери и делай. Но я так больше не хочу.
— Вы имеете в виду алкоголь?
— Да, да! И его можно пойти и купить, начать снова пить.
— Не отскорбев, вы не сможете пережить триумф, пережить то, как живете сейчас. Именно поэтому вы и задаетесь вопросом: если он везде, а вы этим не пользуетесь, не лишаете ли вы себя чего-то? Не идете ли слишком сложным путем? Потому что между «я перестала употреблять» и «я живу в согласии с собой» есть скорбь. И лишь потом — та самая триумфальная гордость: «Отскорбев, я все равно приняла решение жить не так, как до скорби, а иначе».
— Я чувствую, что приняла решение не пить, и я живу, но есть там что-то между…
— Да… моста нет. И это мост скорби, который вы выкладываете своими слезами. У нас нет прописанных правил для скорби. Я буду рада, если вы ее со мной и с нами всеми разделите. Скорбят вместе. Несмотря на интимность и сакральность этого процесса, его проживают вместе. Скорбь надо увидеть. Это чувство заслуживает почести.