Жизнь адмирала Нахимова

- Матросы наши ловки и заряжают орудия быстро, но залп с борта составит сто сорок бомб и ядер против... против (он быстро прикидывает) трехсот пушек крепостной и судовой артиллерии, тоже считая один борт. Уничтожение неприятеля, буде оно удастся, может стоить потери кораблей. Сколько притом напрасно погибнет людей? А люди и корабли сейчас нужны России не против одних турок...

- Турки - вздор, ерунда-с. Турки от нас не уйдут, - поддерживает Морозов.

- Что, ваше превосходительство? Начнем? - спрашивает командир, "Марии" Барановский.

- Ворочайте оверштаг и сигнальте отряду собраться у мыса Инджи-Бурну. Мы блокируем турок.

- Слушаю, - разочарованно козыряет Барановский.

Город и рейд скрываются, тонут за перешейком турецкие мачты, и снова поднимаются возвышенности Воз-Тепе. В просветлевшем небе холодно сверкают голубые снежные цепи и простираются их причудливые вершины.

Павел Степанович подзывает второго флаг-офицера, мичмана Костырева.

- Вы что приуныли, мичман? Скучно в плавании? Сражаться хотите? Или мечтаете оказаться на родине Митридата и Диогена?

Мичман смущен своим невежеством и молчит. А корабельный иеромонах, неприятный и навязчивый доноситель, картежник и пьянчужка, елейно вмешивается в беседу:

- Здесь, ваше превосходительство, не токмо об язычниках может вспомнить христианин. Синопские святые мужи в древности Русь посещали и пособляли утверждению православной церкви во славянах.

- Любопытно-с. Что предки наши на стругах делали набеги в здешние места, знаю, а про святых не наслышан. - Нахимов иронически поглядывает на монаха. - И как они в мореходстве преуспевали? Или молитвою спасались на море?

- Молитвами укрепляется мужество защитников престола, - с обидою отвечает иеромонах.

- Да, да, конечно, отец Милетий. Но я ведь не о нас. О предках, кои иной власти, кроме своей сабли, не ведали, - о запорожских казаках.

Павел Степанович чувствует, что Милетий сейчас разразится рядом наставлений и в первую очередь о том, что столбовому дворянину не след поминать предков из безродных. Он поворачивается к Костыреву, отдает ему подзорную трубу и вместе с мичманом идет к другому борту:

- А вы тоже не знали, Костырев, что я потомок запорожца? Может быть, мой пращур здесь вытягивал свой струг...

Внезапно отцовским жестом он кладет обе руки на плечи юноши.

- Слушайте, Костырев. Трудную задачу я на вас возложу. Неделю скучать не будете.

- Я готов, ваше превосходительство.

- Трудно будет потому, что "Язона" мы услали, а надобность сообщить мои предположения и требования в Севастополь очень велика... Придется вам пойти на фелюге. Выберите шесть охотников. Грека-шкипера с собою возьмете. В.Севастополе его с фелюгой отпустите и наградите за беспокойство.

- Ваши распоряжения будут устные?

- Изустно только кланяйтесь от меня Михаилу Францевичу Рейнеке. Письма пошлю князю Меншикову и Корнилову Владимиру Алексеевичу. Покуда изготовитесь, напишу. Обоим нам час на сборы. Так?

- Как прикажете, Павел Степанович. Уже иду распорядиться.

Глаза четвертая.

Синопское сражение

Остовый свежий ветер вынуждает уменьшить парусность. Крутые волны в белых пышных гребнях гулко бьются в борта кораблей и разливаются шипящей пеной по палубам. Командирам и вахтенным офицерам нельзя зевать. Берег близок и опасен. Минутная потеря управления - и волнение потащит корабли на камни. Особенно страшно к ночи, когда сумрак сгущается и туман, насыщенный водяными парами, заволакивает все вокруг кораблей.

Фор-марсовым обещаны добавочные порции за сообщение о появлении парусов "Святослава" и "Храброго". Но проходят дни и ночи, а "Мария", "Чесма" и "Ростислав" по-прежнему одни перед Синопом.

Подавляя беспокойство, командующий шагает по шканцам и кормовой галерее. Видимо, Корнилова с пароходами нет в Севастополе. Новосильский без предписания выйти в море не может. А Станюкович остается и в военное время байбаком. Рычать на матросов и младших офицеров недостаточно, чтобы ускорить исправление кораблей.

Меншиков, конечно, получил письмо и, может быть, преднамеренно не торопится посылать корабли. Вот-де торчал, торчал Нахимов в море, четыре корабля отослал исправляться и выпустил врага, не решаясь напасть. "Наделала синица шуму, а море не зажгла..."

Поворот оверштаг. Под низкими тучами открывается Синоп. Вместе с Барановским Нахимов пересчитывает суда неприятеля. Они на местах с оголенными мачтами. Пароходы не дымят. "Таиф", верно, зализывает раны, нанесенные Скоробогатовым. Остальные тоже предпочитают оставаться под защитой батарей: мало ли что случится, если выйти в море на виду русских кораблей.