Жизнь адмирала Нахимова

Берёт слово младший член совещания, командир "Владимира" Бутаков. Он с грубой прямотой заявляет, что винтовые корабли неприятеля и пароходы всегда могут уклониться от соприкосновения с парусными судами, а в артиллерийской дуэли неравенство будет чрезмерно. Бутаков согласен, что нужно умереть, сражаясь, но с пользой. Поэтому не вернее ли будет – жить и сражаться? Он за потопление судов, с тем чтобы остался узкий фарватер для выхода пароходо-фрегатов и кораблей на буксирах.

– Вот-с и смена нам, Фёдор Михайлович, – шепчет Павел Степанович Новосильскому.

Один за другим капитаны присоединяются к Бутакову. А курчавый командир "Селафаила" Зорин решительно требует не медлить с затоплением, в котором единственное средство уберечь Севастополь с моря.

– Англичане, ваше превосходительство, – обращается он к Корнилову, ведь ещё в 1846 году проводили с корабля "Экселлент" опыты над разрывами боковых заграждений рейдов; делалось это и посредством взрывов и посредством стрельбы с гребных судов. В первом случае прикрепление бочонка со 130 фунтами пороха потребовало всего 70 секунд. Бон состоял из грот-мачт, связанных пятью найтовами из цепи, равной восьмидюймовому тросу, причём в каждом было шесть туго положенных шлагов. Однако после взрыва образовался проход в 20 футов. Бой, ежели подавят наши батареи, нас не спасёт. Но главное, раз время для сражений в море упущено, мы обязаны перед Россией защищать Севастополь от наступающей армии. 18 тысяч моряков и артиллеристов – готовый корпус для создания неприступной крепости. А сегодня Севастополь крепости не имеет.

– Я имел случай познакомиться с рапортом инженер-офицера к коменданту города, продолжает Зорин. – Он просит "принять зависящие меры против козла, принадлежащего священнику, который уже в третий раз, в разных местах на правом фланге Малахова кургана, рогами разносит оборонительную стенку". Очень хорошо, что никто в нашем уважаемом собрании не улыбнулся. Не до анекдотов! Не до смеха, когда решается судьба опорного пункта флота на Черном море. Но захотим мы – и матросские руки создадут такие оборонительные стенки, что неприятель сломит на них головы. А будет за нами Севастополь, так и флот будет. Он ерошит свои волосы и добавляет:

– Наконец, назначенные к затоплению "Силистрия", "Варна", "Селафаил" и "Уриил" всё равно в скором времени были бы предназначены на дрова. И фрегаты старые. Один корабль "Три святителя" мог бы ещё служить. Но, превратив рейд в озеро, мы сохраним остальной флот.

Каждое слово Зорина наносит рану Корнилову. Прекрасно всё это знал начальник штаба Черноморского флота. Лучше капитана Зорина знает слабость защиты Севастополя, знает и о средствах уничтожения бонов и о дряхлости кораблей, назначенных к затоплению. Но он не может допустить пассивной агонии Черноморского флота. Он хочет яркой и красивой смерти. Что говорит сейчас Панфилов? Присоединяется к Бутакову и Зорину? И Истомин тоже! Не может быть, чтобы так поступали старшие флагманы. Он резко оборачивается в угол, где поднялся Нахимов. Павел Степанович отгоняет рукой дым, веки набухших от бессонницы глаз дёргаются.

– Тяжело-с, конечно. Очень тяжело слушать рассудительные мнения. Но, Владимир Алексеевич, нам главнокомандующий не оставил на выбор двух возможностей. Время для сражений в море прошло. Весь год было оно.

Матросы, одушевлённые успехами прошедшего года, могли чудеса творить… Ну, а сейчас? Сейчас тоже чудеса будут творить, только уже не на кораблях. Надо готовиться к затоплению флота и встречать неприятеля грудью. Да, много было неверных установлений флоту со стороны его светлости, но сейчас приказ верен. Надо топить, со слезами топить, а умереть, сражаясь в поле, в городе, как придётся… Пустое дело загадывать, где смерть найдёт нас. Ясно – не в постели-с.

Станюкович трясёт старой головой, обводит собравшихся взглядом красных, слезящихся глаз и останавливает его на Корнилове.

– Как решаете, Владимир Алексеевич? Корнилов застёгивает сюртук, кладёт бумаги в портфель и протягивает капитан-лейтенанту Жандру.

– Меня, господа, вы не убедили, – с трудом произносит он, – я ещё буду говорить с князем. Готовьтесь к выходу. Будет дан сигнал, кому что делать. К потоплению же приступать, если на Морской библиотеке взовьётся национальный флаг. Всего хорошего, господа. – И он торопливо пробегает к выходу.

Меншиков на Графской пристани следит за переправой войск с Северной стороны. "Бессарабия", "Крым", "Херсон", "Громоносец" и другие пароходы густо забиты людьми, лошадьми, повозками и пушками. Войска следуют через город от Николаевской батареи на Куликово поле, к узлу дорог на Балаклаву и Георгиевский монастырь.

Увидев Корнилова, князь сумрачно кивает головой на выход в море.

– Не вижу, чтобы приступили к делу.

– Я не могу выполнить этого распоряжения, ваша светлость. Повторяю, вы должны разрешить нам пойти против неприятеля.

Князь брезгливо морщится.