Жизнь адмирала Нахимова

Очень жарко в пороховом дыму, и время тянется невыносимо медленно, пока, подавляя батареи, "Азов" идёт к своей якорной стоянке и настаёт короткий перерыв в сражении. Распоряжаясь заменой убывших артиллеристов и приготовлением нового запаса ядер, устраивая взамен разбитых запасные снасти на фок-мачту, Павел часто отирает пот и глядит, свесившись за борт, назад. Там "Рангут" и "Иезекиил" продолжают бой с ослабевшими батареями. Он уверяется, что корабли пройдут. Ещё полчаса – и они станут рядом с "Азовом". Это хорошо, потому что главный бой впереди, там, где ясно обрисовывается плотным полумесяцем турецкий флот… Скорее надо становиться на шпринг.

– Приготовиться к положению якорей! – кричит Павел и глядит на часы. Два двадцать пять. До сумерек ещё долго.

Он смотрит в сторону шканцев. С кормы бегом вернулся Лазарев, на что-то в глубине залива указывает Гейдену с раздражительной жестикуляцией. Наверно, недоволен французами; они мыкаются в бухте, не выстраиваясь в линию, и всё ещё не достают своими пушками до турецкого полумесяца.

Английский адмирал входил в бухту, вопреки собственному приказу, не дождавшись правой, русской колонны. Лазареву сейчас не до рассуждений о скрытых замыслах английского командующего. Допустим, он рассчитывал, что один вид английского флага заставит турок капитулировать. Его дело – рискнул и ошибся: "Азию" сейчас засыпают турки ядрами и книппелями. И его счастье, что "Азии" сейчас придёт на помощь "Азов". Но всё-таки надо признать и отметить на будущее в памяти, что к русской эскадре господин вице-адмирал Кодрингтон отнёсся более чем невнимательно, будто нарочно поставил её под огонь турок.

Лазарев даёт приказание усилить огонь по турецкому флагманскому фрегату, что вполовину уменьшает огонь по "Азии". Теперь он может составить мнение о неприятеле.

Да, выходит, что и давнего опыта Чесменского поражения турки не учли[48]. С таким обилием мелких и средних судов на первом этапе боя должно было переходить к активной обороне, роду контратаки, и в первую очередь атаковать массою брандеров, а не одиночками, которых несколько дерзких шлюпок с союзных кораблей легко отводят…

– "Азия" до клотика в дыму. Командующий не может управлять боем, спокойно замечает прохаживающийся по шканцам Гейден. Он кивает признательно головой на рапорт Корнилова, что за "Гангутом" стали на линию огня "Иезекиил" и "Александр Невский".

Михаил Петрович отвечает на слова Гейдена не прямо. Посмотрев на часы и оглядев строй своей эскадры, насколько позволяют стелющийся дым и рвущееся из турецкой линии пламя, он заявляет:

– Пожалуй, к шестому часу нашу половину турецкого флота побьём.

В его голосе звучит уверенность, что для сражения русским морякам английское командование ни к чему, и с самого начала признание его было делом просто джентльменской вежливости.

Духота немыслимая. Михаил Петрович, кажется, уже выпил свой штоф воды с лимонным соком, а пить всё хочется.

– Угощайтесь, господа, – говорит он молодёжи, стеснённо глядящей на утопленные в ведре бутылки. – Из моего личного запаса – брусничная.

Книппели во вращении рвут на высоте парусину. Трещит распоротая ткань, с грохотом на доски палубы падают чугунные мячи.

– Опять же, – продолжает какую-то свою мысль вслух Лазарев, – не задумались турки над требованием нашего славного Дмитрия Николаевича. В море, на ходу, стрелять надо по рангоуту, а тут, в бухте, на якорях – чем ниже, хоть под ватерлинию, тем больше для противника беды. Мы уж пятого вывели из боя, а они у нас ни одного.

Три часа пополудни.

Мичман Корнилов заносит в записную книжку поступившие сведения. Семь пробоин в подводной части и нижнем деке, но вода остановлена и выкачивается. А всего попаданий в корабль до полутораста. Ого, четверти этих попаданий, придись они на корпус, было бы достаточно, чтобы лишить эскадру её флагмана!

Ну, и по "Азии" тоже турки зачем-то больше бьют по снастям. Будто для них важно, чтобы союзные корабли не могли сейчас уйти из бухты. Но можно утверждать решительно, что такого желания ни у одного из флагманов нет.

Рядом с Корниловым останавливается Гейден.

– Послушайте, Михаил Петрович, – удивляется он, выведенный нераспорядительностью турок из своего педантичного, чисто голландского, по мнению на эскадре, спокойствия. – Послушайте, капитан, я их не понимаю. С такими средствами и имея трое суток на подготовку… Это же чёрт знает что; этого ни один из наших гардемаринов не сотворил бы. Они совсем, как сказать, бездельники. Они начали сражение, но предоставляют ему развиваться так, как никто из нас даже мечтать не мог. Что? Честное слово, так.

– Вполне с вами согласен, Логин Петрович. Однако и наши действия оставляют желать лучшего.

– А именно?

– Промешкали и мешкаем устраивать линию баталии.

– А, француз вертится посреди бухты, – опять флегматично говорит Гейден. – Это "Бреслау". Ему остаётся наилучший манёвр – стать между нами и "Азией".

– Английские фрегаты тоже неладно становятся. Одними кормовыми пушками смогут бить.