Жизнь адмирала Нахимова

– Ну-с, тут началось брожение. "Не нужно нам ваших коек!" И пошло, и пошло… "Люди гуляют, а нас только по рылу бьют, обворовывают". Ушли вниз.

– Стуга, гад, к капитану. Наш Лука Тимофеевич растерялся. "Бунт", говорит и трясётся. Двинулся к фор-люку, а команда кричит "ура" и толпится в нижнем деке. Тут он засигналил на "Гангут": "требую адмирала". Лазарев же случаем та корабле не оказался, и сам граф Гейден приехал. Ну, команду поставили во фрунт, – Завойко махнул рукой с безнадёжностью: – Уж назад не повернёшь…

В зале трактира скверные скрипочки пилят; разносится топот ног офицеров, обучающихся кадрили. Кто-то пьяно хохочет и вопит:

Мирандолина,

Мирандолетта,Па-ацелуй меняЗа этта.

– Господа, тащите его в бассейн! Выкупаем мичмана! – ревут другие.

– Это он самый, Стуга, веселится, – сумрачно говорит Завойко. – Знаете, просто сбежал бы с корабля.

Павел Степанович, уткнув подбородок в сжатые кулаки, неподвижно чернеет на кровати.

– Это трусость, мичман. Мы должны служить с матросами России-родине. И не быть такими свиньями, понимаете… На этой Мальте, признаюсь, я тоже повёл себя преподлейшим образом.

– Что-нибудь бы, сделать для них.

– Ничего не сделать. Коли отдали под суд, до императора дойдёт. Поэтому капитаны преподнесут адмиралу строжайший приговор. Я завтра узнаю, заходите за мной.

На прощание он крепко жмёт руку честного юноши.

Теперь товарищи смеются, что Нахимов безнадёжно влюбился и впал в байронизм. Он вдруг начинает избегать общества и пишет короткие извинения в ответ на пригласительные билеты. Он хлопочет в доке на "Азове" или ездит в лазарет к Бутенёву, которого врачи ещё не выпускают в город.

Потом, занятый какой-то мыслью, посещает здание английского военно-морского суда. Судят пиратов с греческого судна. Пираты – страшное и неверное именование. По сути дела, судят морских партизан, которые перерезают сообщения Константинополя со Смирной, Салониками и Александрией, блокируют оккупационную турецкую армию. Но с сентября 1827 года по настоянию английского правительства военно-морские операции греков строго ограничены территориальными водами Морей, Эвбеи и Пелопоннеса. Греческий флаг, поднятый на путях Турецкой империи, объявлен разбойничьим.

Восемьдесят матросов, шкипер и его помощник сидят на скамье подсудимых. Они получают государственного защитника и, кроме того, от их имени выступает нанятый мальтийский адвокат. Защитник, лейтенант флота, на основании выписей шканечного журнала доказывает, что экипаж "Зевеса" не мог знать о декларации английского адмирала, когда выходил в плавание. Адвокат распространяется о любви к отечеству подсудимых и отсутствии у них материального интереса, потому что взятые "Зевесом" призы передавались греческому правительству. Судьи и присяжные заседатели слушают. Обвинитель настаивает на том, что во встречах с крейсерами, записанных в том же журнале, командир "Зевеса" осведомился о декларации адмирала. Он требует расстрела шкипера и ссылки остальных подсудимых в Ботани-бей.

Нахимов возвращается в суд на следующий день выслушать приговор. Судьи утверждают заключение присяжных, признают виновными офицеров и унтер-офицеров греческого куттера и приговаривают их к ссылке в далёкий Ботани-бей. Матросов освобождают, и Нахимов выходит из залы вместе с угрюмо жестикулирующей толпой. Греки что-то кричат своим товарищам, оставшимся под стражей, и им отвечает горячей речью шкипер:

– Английская справедливость всегда несправедливость. Они вмешиваются в нашу жизнь, чтобы мы работали на них в колониях. Паликары, мы вернёмся в Грецию!

Он кричит, пока караульные прикладами отгоняют его к остальным арестованным и увозят.

"Шкипер судит об англичанах справедливо, но всё же у них есть видимость закона", – размышляет Павел Степанович.

"По крайней мере, подсудимых выслушали. Они могли защищаться. А шестнадцати нижним чинам "Александра Невского" никто не задал вопроса: признают ли они себя виновными? Вызвав возмущение, офицеры внесли шестнадцать ветеранов в список вожаков, а старшие офицеры, получив этот список, только определили меру наказания. За храбрость, проявленную в Наваринском бою, шестнадцать оговорённых нижних чинов милостиво избавлены… от смертной казни! Девять матросов получили по 200 ударов кошками, исключены из военного звания и отсылаются на "Гангуте" в Россию. Они пойдут в Нерчинскую каторгу навечно; семь матросов получили по 100 ударов кошками и посланы в каторгу на два года.

Если бы военный суд состоялся по английскому образцу и Павел Нахимов, капитан-лейтенант российского флота, был назначен защитником жертв? Что он сказал бы? О, в первую очередь он потребовал бы посадить рядом с матросами капитана Богдановича, лейтенанта Бехтеева и мичмана Стугу. Он сказал бы, что эти господа позорят звание флотских офицеров.